– Миссис Эссекс больше не нуждается в моих услугах, – с грустью улыбнулся он.
– Она что, уволила тебя?
– Точно так, мистер Крейн.
Меня возмутила такая бесцеремонность.
– И что же ты собираешься делать?
– Проживу. У меня есть сбережения. Поеду домой.
– То есть она выставила тебя вон… вот так запросто?
– Когда-нибудь это должно было случиться. У госпожи трудный характер. Если у нее все ладится, тогда с ней легко, а если не ладится, то очень тяжело.
– Прости, Сэм. Наверно, это я во всем виноват.
Его славное, доброе лицо тронула горькая усмешка.
– Не вы, так подвернулся бы кто-нибудь другой. – Он вытер руку о штаны и протянул мне. – Прощайте, мистер Крейн, спасибо за приятное знакомство.
Мы пожали друг другу руки, и он ушел.
А вдруг со мной поступят так же, задумался я. Когда все будет позади, когда Аулестрия заберет выкуп, вдруг меня тоже выставят вон! Я подошел к креслу и сел.
Да, сказал я себе, похоже, так и сделают – выставят за дверь. Она выгнала Сэма, чтоб не мозолил глаза, выгонит и тебя. Выгонит, как пить дать.
Мой взгляд упал на пухлый конверт, который я держал в руке. Я вскрыл его. Внутри лежали пять облигаций на предъ-явителя достоинством в сто тысяч долларов каждая. Я мог бы сесть за руль «кадиллака» и махнуть куда-нибудь подальше. Ведь эти облигации – живые деньги. Мог бы – но не сделал этого.
Я задумчиво сидел в кресле. Будущее полетело под откос. Что же будет со мной?
Мне вдруг захотелось, чтобы кто-то утешил меня, а это было дано только одному человеку на свете.
Голос моего старика в телефонной трубке показался мне усталым.
– Вот это сюрприз. Как дела, Джек?
– Нормально. Я тут думал. С этой работой, наверно, ничего не выйдет. А тот гараж еще не продали?
– Может, и нет. Не знаю. Я спрошу. А что, Джек, ты купил бы?
– Возможно. Спроси на всякий случай. – У меня лежало в банке двадцать тысяч долларов, полученные от Эссекса. Не придется занимать у отца. – Как наш сад?
– Великолепно. Розы пышные, как никогда. Джек… – Я слышал его взволнованное дыхание. Усталости в голосе как не бывало. – Ты собираешься домой?
– Возможно, пап. Я сообщу немного погодя. Да… наверно, приеду.
– Хорошо, сынок. Жду вестей.
– Долго ждать не придется. Пока, пап. – И я повесил трубку.
В ту ночь я уснул без снотворного.
Утром, садясь в «кадиллак», я поймал себя на мысли, что поведу его в последний раз. Машина была хорошая, и я с сожалением запустил двигатель. Доехал до «Хилтона», вырулил на стоянку. Церковные часы вдалеке пробили десять. Держа в руке конверт с облигациями, я поднялся по лестнице в роскошный вестибюль отеля. Через несколько минут, сказал я себе, входя в лифт, можно будет вздохнуть свободнее.
Я прошел по коридору и постучал в номер Аулестрии. Дверь тотчас отворилась, Аулестрия посторонился и пропустил меня в комнату. Потом он выглянул в коридор, повертел головой влево-вправо и затворил дверь.
У окна стояла Пэм. Она была в легком плаще, а у ее ног я увидел два дорогих на вид чемодана.
– Мистер Крейн, облигации у вас? – спросил Аулестрия.
– У меня. – Я вынул облигации из конверта и показал ему. Он не потянулся к ним, а только внимательно пригляделся и кивнул.
– Прекрасно. – Он в свою очередь вынул из кармана конверт: – Вот фотографии и негативы. Берите, а я возьму облигации.
Мы совершили обмен. Я просмотрел фотографии и негативы.
– Сколько копий оставили себе? – спросил я.
– Мистер Крейн… помилуйте. Вы можете полностью доверять мне, – улыбнулся он. – Никаких копий нет. Даю слово. На этот счет миссис Эссекс может быть совершенно спокойна.
– Если вздумаете еще раз поживиться, – предупредил я, – то пеняйте на себя.
– Как можно, мистер Крейн.
– Это я так, на всякий случай.
Я повернулся и вышел из номера. Прошел по коридору к лифту, спустился в вестибюль.
Я спрятал конверт с фотографиями в нагрудный карман, и тут негромкий голос произнес:
– Давайте-ка их сюда, Крейн.
У меня оборвалось сердце, я круто развернулся.
Передо мной, хищно осклабясь, стоял Уэс Джексон. Он протянул толстую ручищу.
– Я действую от имени миссис Эссекс. Она поручила мне забрать у вас эти фотоснимки.
– Она получит их, но от меня.
– Она предвидела, что вы так и скажете. – Он протянул мне листок бумаги. – Вот письменное распоряжение. – Он впился в меня маленькими глазками. – Она больше не желает видеть вас.
Я взял протянутый листок:
Я вытаращился на подпись, потом взглянул на Джексона.
– Значит, она рассказала ему?
– Разумеется. Никому еще не удавалось запугать Эссексов шантажом – это бесполезно. Давайте фотографии.
Я отдал ему фотографии.
– Благодарю. Теперь, Крейн, присядем на минутку. Предлагаю посмотреть финал этой гнусной истории. Вам будет интересно.
Джексон ухватил меня ручищей под локоть и отвел к двум креслам, стоявшим против лифтов. Он сел, пробежал глазами по фотографиям и спрятал их в карман.
Сел и я.
«С сегодняшнего дня вы уволены из „Эссекс энтерпрайзез“».
Я предвидел это, и все же никак не мог оправиться от удара.
– Вы немедленно уедете из Парадиз-Сити, – сказал Джексон. – В ваших интересах навсегда забыть сюда дорогу. Считайте, что отделались легким испугом. Решая вашу участь, мистер Эссекс принял во внимание тот факт, что вы все-таки спасли жизнь миссис Эссекс. Это склонило чашу весов в вашу пользу. Вы понимаете, надеюсь, что в ваших интересах также никому не рассказывать о случившемся. Могу сообщить, что мы отказались от страхового иска за «кондор» и тем самым оградили себя от шантажа. Та, другая фотография никого не волнует.
– Они надули вас на полмиллиона, а вы сидите тут с умным видом?
Джексон кровожадно оскалился:
– Мистер Эссекс никому не позволит надувать себя. – Он вытянул здоровенные ножищи. – Ага! Взгляните, Крейн. Вам будет интересно.
Двери одного из лифтов раскрылись. В вестибюль вышли Пэм и Аулестрия. За ними следовали двое дюжих молодцов – вылитые полицейские.
Аулестрия шагал с помертвевшим лицом. Пэм была на грани обморока. Их провели по вестибюлю к ожидавшей на улице машине.