Шерил Вудс
Лучший из лучших
1
Ярко-желтое такси с обычными знаками манхаттанского транспорта приткнулось на стоянке напротив музея Метрополитен. На ступенях этого массивного здания тут и там собрались кучки людей: среди них были студенты, ведущие споры на философские темы, и просто посетители, ожидающие открытия и наслаждающиеся свежим воздухом и ярким осенним солнцем. На Пятой авеню торговцы предлагали прохожим горячие сосиски, хрустящие крекеры и самое разнообразное мороженое. Под оживленные вздохи прохожих и радостные вскрики ребятишек клоун по имени Тэдд жонглировал дюжиной ярких красных и зеленых шариков.
На углу улицы группа музыкантов играла Баха, наполняя воздух мягкими звуками музыки, а уличные художники принимались за свои акварели и наброски. И даже Центральный парк вносил свою лепту в эту своеобразную праздничную атмосферу. На деревьях на фоне ярко-голубого осеннего неба шелестели последние разноцветные листья.
Выходя из такси, Эрин Мэтьюз радостным взглядом окинула эту живописную картину. Она не любила покидать постель в такую немыслимую рань, но приехать сюда в прекрасный день было одно удовольствие.
– Спасибо, Джоз, – с улыбкой сказала она. – Ты просто ангел.
Плотный бородатый водитель, почти упиравшийся головой в крышу машины, с деланным неудовольствием посмотрел на нее.
– Еще парочка таких сумасшедших рейсов по городу и мы с тобой точно станем ангелами. Разве трудно встать на пятнадцать минут пораньше?
– Это принципиальный вопрос. Ни один нормальный человек не должен вставать в субботу раньше девяти утра. Чего ты прикидываешься? Ты сам часто обманываешь Мори, говоря, что ездишь по индианаполисскому шоссе, а тут я как предлог.
– Малышка, здесь ты права, – признался он. – Но если Морин прознает про нашу бешеную езду по городу, нам обоим не поздоровится.
Эрин была согласна с Джозом. Она прекрасно знала бешеный темперамент сестры и ее способность показывать ярость на целом наборе 'небьющихся тарелок'. Но, когда дело касается семьи, Морин прекрасная жена и заботливая мать. И Джозу было непросто убедить ее, что для него езда по Нью-Йорку на такси не сумасшествие, а обычное дело. Морин согласилась с ним только тогда, когда он упомянул, что выступал в автомобильных гонках. Морин уж точно взбесилась бы, узнав, что Эрин поощряет давнишнюю мечту Джоза об автогонках, хотя и в таком упрощенном варианте.
– Я буду молчать как рыба, – проговорила Эрин как можно убедительнее, прижимая руку к сердцу.
Джоз весело подмигнул:
– Отлично, малышка. Решено. Подбросить тебя домой после обеда?
– Если тебя не затруднит.
– Ты знаешь, что не затруднит. Увидимся в четыре, – он поднял вверх большой палец и укатил.
Поглядев вслед машине, Эрин вздохнула и подумала, понимает ли ее сестра, как она счастлива, имея такого мужа. Хотя Джоз и отпускал замечания в адрес жены и частенько жаловался Эрин на ее верховенство, он обожал Морин безмерно. Он влюбился в нее, когда ему было пятнадцать, а Морин – двенадцать, она была усыпана веснушками и носила банты. С годами его привязанность и любовь становились все сильнее.
Тогда он, огромный, бородатый, показался шестилетней Эрин гигантом с золотым сердцем. Много позже, когда Эрин страстно захотела обучиться актерскому мастерству в колледже, а у родителей не было денег, он здорово выручил ее, одолжив нужную сумму. Она клятвенно пообещала вернуть ему деньги и поэтому каждый уикэнд приезжала к музею.
Участие в рекламных съемках едва покрывало ее собственные расходы и оплату за учебу. Конечно, она могла использовать и те деньги, которые получала за участие в уличных выступлениях, но они предназначались Джозу. Эрин держала их в желтой металлической коробке, стоявшей на шкафу в кухне. И каждый раз, когда накапливалось сто долларов, она относила их в банк и клала на свой счет.
Этот приработок был, конечно, очень нужным, а кроме того, она считала, что работа мима дает ей отличную возможность наблюдать за людьми. За день она могла заметить десятки типажей, характеров и настроений, не открывая при этом рта. Свои наблюдения она использовала в авторских диалогах, когда готовилась к съемкам в коммерческой рекламе, или в постановках мыльных опер, куда ее изредка приглашали. На улице же она была предоставлена сама себе, надо только правильно пользоваться своим стройным, гибким телом, которое здесь служило ее инструментом. А уж им-то она овладела в совершенстве.
В черном с головы до пят, со сколотыми на затылке в тугой пучок и спрятанными под озорным беретом волосами, с ярко раскрашенными розовым цветом губами, с подведенными черной тушью глазами Эрин пробралась сквозь толпу. Подмигнув Тэдду, она стала копировать его движения, жонглируя воображаемыми шариками. Привычный к таким играм, Тэдд стал ускорять темп жонглирования, подбрасывая шары выше и быстрее, а Эрин делала вид, что старается не отставать от него, изображая на лице такую же сосредоточенность.
Вскоре, к восхищению толпы, она изобразила, что один за другим роняет шары, и состроила при этом гримасу разочарования. Когда Тэдд начал ловить ее воображаемые шары, бросая ей настоящие, Эрин сдернула с головы свою беретку, и, подстроившись под его шаг, стала ловить ею один цветной шар за другим, пока все они не оказались у нее, затем, победно подняв беретку над собой, она направилась в сторону. Тэдд, которого она покинула, пошел на нее с угрожающим видом. Зрители потребовали ее возвращения, и Эрин с печальным видом вернула ему и настоящие, и воображаемые шары.
Такие представления никогда не оставляли зрителей равнодушными, и они в знак одобрения опускали монеты в коробочку, которую Тэдд ставил на тротуаре. Позже он делился частью заработанных денег с Эрин.
Потом она еще некоторое время прохаживалась по улице, подыскивая типаж для подражания, при этом
