прикрывать морское побережье, тянущееся на сотни (тысячи. –
В течение десяти лет после 1729 года Уолпол энергично боролся за предотвращение войны. В упомянутом году договор, подписанный в Севилье, претендовал на урегулирование всех противоречий, восстанавливая условия торговли в том виде, в каком они существовали четырьмя годами раньше, и предусматривая, что 6 тысяч испанских солдат должны оккупировать территорию Тосканы и Пармы. Уолпол доказывал англичанам, что война лишит их торговых привилегий, которыми они уже пользовались в испанских владениях. Между тем он постоянно вел переговоры с Испанией, добиваясь уступок и гарантий от убытков, что могло бы успокоить недовольных англичан. В середине этого периода вспыхнула Война за польское наследство. Свекор французского короля Станислав Лещинский (его дочь, Мария, была женой Людовика XV) выступал одним из претендентов на польский престол. Австрия поддерживала его соперника, саксонского курфюрста Августа III. (Автор «забыл» про Россию, войска которой разгромили армию французского ставленника Лещинского (и на польский трон был посажен Август III), который был изгнан, как и поддерживавшая его французская эскадра. –
Но в то время как Уолпол бросил австрийского императора, его самого предал союзник Флёри. Вступив в открытый союз с Испанией против Австрии, французские власти согласились на секретную статью, направленную против Англии. Она заключалась в следующем: «Когда это будет служить на пользу обеим странам, злоупотребления, вкравшиеся в торговлю, особенно через англичан, будут устраняться. И если англичане будут возражать, Франция ответит на их сопротивление всей своей мощью на суше и на море». «И это соглашение, – как указывает биограф лорда Хоука, – было заключено в период сокровенного и явного союза с самой Англией»[78]. «Так политика, против которой Вильгельм III призвал вооружиться Англию и Европу, наконец восторжествовала». Если бы Уолпол знал об этом секретном соглашении, то воспринял бы его как дополнительный аргумент в пользу мира, потому что острая политическая проницательность предупреждала его о существовании опасности даже тогда, когда ее еще не было видно. Он говорил в палате общин, что, «если бы испанцы не подстрекались извне державами более мощными, чем сама Испания, они никогда бы не отважились на оскорбления и ущерб, который был доказан в ходе парламентских дебатов», и выразил мнение, что «Англия не готова воевать с французами, да еще с испанцами в придачу».
Флёри действительно способствовал неприятному падению своего старого друга и коллеги. Специфичная проблема, вызвавшая двухлетнюю Войну за польское наследство, – выбор правителя для распадавшегося королевства, обреченного вскоре исчезнуть из списка европейских государств, – казалась не столь важной. Но с другой стороны, перемены в европейской политике, вызванные действиями вовлеченных в войну стран, придают этой проблеме особую значимость. В октябре 1735 года Франция и Австрия пришли к соглашению на условиях, которые приняли впоследствии Сардиния и Испания. Основные из этих условий следующие: французский претендент на польский трон (Станислав Лещинский) отказывался от своих претензий и получал за это герцогства Бар и Лотарингия на востоке Франции с условием, что после его смерти герцогства должны перейти под полный суверенитет его зятя, французского короля. Подтверждалось, что Сицилия и Неаполь (Королевство обеих Сицилий) остаются под властью представителя династии Бурбонов, дона Карлоса. Австрия возвращала себе Парму. Сардинская монархия также увеличила свои итальянские владения. Франция, таким образом, при правлении миролюбивого Флёри добилась через Бар и Лотарингию усиления, которого тщетно пытались достичь более воинственные правители. В то же время внешнеполитические позиции Франции укрепились за счет Англии, после того как господствующие позиции в Центральном Средиземноморье перешли к ее союзнику. Но Флёри, возможно, почувствовал себя не вполне уверенно, когда вспомнил о секретном соглашении по сдерживанию английской торговли и подумал о могучей морской силе Англии при одновременно деградирующем французском флоте. То соглашение между Францией и Испанией, к которому присоединилось позднее Королевство обеих Сицилий, содержало в себе зародыш больших войн между Англией и династией Бурбонов, в результате которых возникли Британская империя и Соединенные Штаты.
В Англии продолжались протесты против испанских бесчинств. Их заботливо взращивала оппозиция Уолполу. Возраст министра к этому времени перевалил за шестьдесят, он едва ли мог изменить устоявшиеся убеждения и первоначальную политику. Он столкнулся лицом к лицу с одним из тех спонтанных конфликтов между нациями и расами, в отношении которых может использоваться политика репрессий или компромиссов, но на короткое время. Англичане были настроены на торговлю с Вест-Индией и Испанской Америкой, испанские же власти были готовы равным образом противостоять этому. Успехам этой политики противодействия мешало то, что испанцы играли на руку врагам Уолпола своими незаконными досмотрами английских судов в открытом море и, возможно, оскорбительными выходками в отношении английских моряков. Некоторые из моряков были приглашены в палату общин и дали показания, что их не просто грабили, но подвергали истязаниям, заключали в тюрьмы, заставляли жить и работать в невыносимых условиях. Наиболее вопиющий случай произошел с неким Дженкинсом, капитаном торгового брига, который сообщил, что испанский офицер оторвал ему ухо, предложив отнести его своему королю и сказать, что, если бы тот оказался в данном месте, с ним поступили бы так же. Когда капитана спросили, как он чувствовал себя в момент опасности и страданий, ответ был таков: «Я передал свою душу Богу, а дело – своей стране». Столь складное эмоциональное заявление в устах человека простого сословия будит подозрения в преувеличении реального драматизма событий, но можно легко представить, какое большое впечатление оно произвело в момент наивысшего подъема народного возмущения. Волна возмущения смела политику
