А теперь слушайте внимательно! Такие вещи не демонстрируют просто так, потому что это называется факиризм. Но так как вы проявили недоверие, я могу вам показать. Вы тоже имеете свои личные качества, о которых не знаете и которые в нужный момент проявятся. Главное, ребятки, не уйдите в факиризм. Иначе в наших цирках появятся еще три уникальных клоуна. Не ищите в себе скрытых способностей. Но если я вам что-то говорю, будьте добры: верьте!
Андреич скривился, попробовав ногой грязную воду, охнул и, глубоко выдохнув, прыгнул в бассейн. Мы его четко видели. Глубина была небольшая. Схватившись рукой за торчащую из стены бассейна арматуру, Андреич сел по-восточному и затаился.
Что будем делать, Серый? — в ужасе спросил Игорь.
А по моему, он рехнулся, — сказал Гончаренко.
Засекай время! — дошло до меня.
Да, как нам еще докажешь? — смутился Игорь. — В следующий раз верить будем.
Мы маялись на краю бетонного бассейна уже целый час, но спасать Андреича не пытались четко было видно, что он, скучая, спокойно сидит на дне и держится за арматуру
Интересно, — сказал я — Если он вылезет, то, конечно, замерзнет. А чтоб разогреться, нужно поспарринговать, провести боев этак несколько. С кем же он будет?
А кто у нас тут больше всех возмущался? — улыбнулся Игорь.
Ладно, и так тошно, — буркнул Гончаренко, сев на землю.
Уже полтора часа. — Игорь постучал пальцем по наручным часам.
Еще через полчаса грязная вода всколыхнулась, и по покатой стене выкарабкался Андреич, шумно вдохнув. Мы вытаращались на него, пытаясь увидеть все, что возможно. Дышал Андреич спокойно, как будто вышел из другой комнаты. Полотенце из чистого превратилось в грязное, но грязь была все равно размазана. Ни слова не говоря, наш учитель оделся на мокрые трусы, и всем стало ясно, что он разозлился.
Ко мне домой шли молча. Каждый думал о своем.
Дома Андреич отмылся, отстирался и лег спать.
Наверное, мы пойдем, Серый.
— Давайте, ребята — И я завалился спать рядом. После этого прошло много времени, а потом Андреич исчез надолго. И мы с Игорем решились сделать одно невероятное дело, как нам тогда казалось. Мы стали настоящими друзьями, а это иногда расслабляет. А может, и бес попутал.
После долгих совещаний я взял записи, и мы покатились по длинным дорогам на желтых «Жигулях» аж прямо в Минздрав СССР. Мы рисовали себе по дороге невероятное будущее, о том, каким знаменитым я стану, что с первого мгновения (а могут ли сидеть в Минздраве дураки! — конечно, нет) эти умные люди будут восхищаться нами. Мы обязаны сделать переворот в советской медицине. Но почему в советской? Наверное, в мировой!
Представляешь, Серый, — восхищенно говорил Игорь, — у тебя будет своя клиника. Ведь как бы ни было, в каком бы идиотизме мы ни жили, но здоровье — это прежде всего! Пойми, ты будешь оздоравливать социальную среду. Дети не будут терять своих родителей. И наоборот. Людям ты будешь возвращать людей. Они смогут нормально трудиться. Половина больниц станут не нужны.
Я радовался вместе с ним, но что-то в этом было не так. Повеяло опасностью. Увы, когда человек восторгается самим собой, он теряет все чувства, кроме любви к самому себе.
Домой мы приехали испуганные и подавленные. Сразу же позвонили Андреичу. Он был дома. И поехали к нему.
Что случилось?! — У Андреича был встревоженный вид. Очевидно, физиономии у нас действительно были перепуганные — Рассказывайте.
Добрый знакомый Игоря договорился о нас в комиссии по рационализаторским предложениям в медицине.
Идиоты! — В первый раз за все время мы услышали такой повышенный тон у Андреича.
Не знаю, как Игорь, но я почувствовал, как завибрировали внутренности.
Вы считаете, что это рационализаторское предложение? Вам угрожали?
Да! — ахнули мы. — Откуда вы…
— Молчать! Теперь рассказывать буду я! А вы отвечать «да» или «нет». Когда вы, умники, все подробно излагали, вас слушали спокойно. — Мы вдвоем молча кивнули головой. — Потом комиссия разошлась, и к вам подошел человек, конечно в штатском. Он сказал всего пару фраз, а после вы прилетели ко мне, как испуганные щенки. Что сказал он? — Андреич повернулся к Игорю. — Андреич, — у Игоря дрожали руки, — учитель, простите нас.
— Что сказал мент, я спрашиваю?!
Он сказал, — у Игоря затряслась борода, — чтобы мы валили домой и были счастливы, что доехали, хотя могли бы оказаться и в кювете. А кого надо лечить, к нам пришлют.
Ну-ну! — Андреич горько усмехнулся — И адрес знают?!
Ага, — кивнул Игорь — В наших бумагах был адрес.
— Чей?
Серого, — захлебнулся Игорь.
Да уж, дружки, намутили вы конкретно! Ты думаешь, Сергею было мало?! Что ж, будет еще! Игорь готов был зарыдать.
Но почему?! — ударил он кулаком в ладонь.
Почему, рационализаторы вы мои дорогие?! А потому, что я говорил написать и под подушку! Вы что, дети? Мне за вами все время ходить? Одного меня хотите оставить? — Андреич вздохнул и опустился на лавочку — Может быть, вам не нравится эта осень? Думали, на паланкине вас обратно понесут? Мандарины почетные! Академики корейский и китайский! Да скорей тюрьму для вас личную построят!
Ну почему?! — Игорь заорал и грохнул двумя кулаками о стол.
Мебель не ломай! Тебе интересно почему? А ты знаешь, сколько научных трудов написано на эту тему? Сколько бумаги испорчено, сколько выброшено народных денег? А сколько званий, от профессоров до академиков, защитили на эту тему? Сколько аппаратуры и препаратов, сколько цехов работают? Ну, вы, ребятки, и идиоты! Вас же самих лечить надо от тупоголовия! Ведь было ясно сказано — под подушку! И вы думали, что все уничтожат, всех разгонят, перестанут платить огромные зарплаты, лишат званий, объявят научные труды недействительными? Идиоты — и больше ничего!
Я сел на лавочку, зажав голову руками. Стальной обруч вокруг черепа напомнил о прожитой жизни.
ГЛАВА 20
Не знаю, с чем связать дальнейшие события, то ли с нашей поездкой в Минздрав, то ли просто с глупостью военкоматов — зачем им человек, отсидевший срок, которому несколько месяцев осталось до двадцати восьми?
Все же жизнь потихоньку налаживалась. В ней присутствовал Григорий Андреич, Игорь, Гончаренко, ребята — мои и их, ведь каждый кого-то учил. За нами ходили хороводы молодых ребят, жаждущих знания. Были разные, иногда попадались такие, которым готов был отдать все. Трудно было со временем, да и с деньгами. Ребята — кто учился, кто работал. Конечно — ни времени, ни денег. Они находили и то, и другое, платили за тренировки, поддерживая нас, и трудились. У Гончаренко, Игоря и меня двери вообще не имели замков. В квартире всегда была масса людей. Но со временем становилось легче.
Старшие ученики старались не пускать пустых людей и больных сначала пропускали через себя.
Советская власть на день рождения преподнесла мне просто чудный «подарок». Свой день рождения каждый раз жду с ужасом. Даже если не хочется, чтобы знали, когда он, все равно узнают, в особенности больные. Есть люди, которых очень жду, в основном это ребята из спортзала и старые друзья. Но больные… От них всегда открещиваешься и с радостью мечтаешь не увидеть никогда. Каждый больной понимает, что я отдал ему очень много сил и здоровья, но всякий раз они обижаются. Не помню никого. Хотят они или нет,
