Но тут прозвучали первые аккорды, и Наташа запела низким красивым голосом «Две гитары за стеной…», да так, что у Алеши забегали по спине мурашки. Она пела без видимого усилия, форсируя голос и звучание гитары, где это требовала песня. После бурных аплодисментов она спела романсы «Калитку» и «Гори, гори, моя звезда».
– Ай да Наташа! «Пигалица», как ее представлял Димыч. Как замечательно поет, какой чистый глубокий голос. Если бы посильнее, погромче, то прямо Максакова, – я прав, Володька?
– Конечно, до Максаковой далеко, но поет и играет здорово. Смотри, как сияет Димыч, как будто он пел. Ты что так сияешь?
– Радуюсь!
– Ага!
После импровизированного концерта пошли гулять: сначала по Садовой, потом повернули на улицу Горького, к Красной площади. Шли гурьбой. Леночка подошла к Алеше и взяла его под руку.
– Худющий же ты, Алеша. Мама, наверное, беспокоится.
– Леночка, у меня такая конституция – я худой и длинный, может быть, поправлюсь со временем. Леночка, дорогая, я так и не понял – ты из армии вернулась совсем или вас еще не отпустили?
– Наша воинская часть проходит демобилизацию, и нас ориентируют на нашу родную больницу.
– Ура! Я так рад, хочешь, я стихи тебе почитаю?
– Хочу, но сейчас не надо. Мы не одни. Стихи требуют сосредоточенности и внимания. Я многое о тебе узнала, пока мы танцевали: ты увлекся мною, нафантазировал, придумал какой-то нереальный образ, забыв о том, что нас разделяет пропасть в три с лишним года войны. Про-пасть! А эту пропасть ни объехать, ни обойти, мой мальчик. Ты даже представить себе не можешь, что война породила и еще одну пропасть – психологическую. Ты молодой человек, а я сегодня психологически опустошена, девица без эмоций, уставшая ежедневно умирать вместе с моими больными на протяжении стольких лет. Знаешь, не каждый может вынести этот ужас, наполненный стонами и криками раненых, окровавленными бинтами. А ты мне, дурашка, начинаешь говорить слова, приятные для женщины, живущей в другом мире. А я еще там, на войне. Извини, лечит только время.
– Леночка, я не понял твоего состояния. Я так ждал встречи с тобой, такой красивой, изящной, умной. Нам так хотелось, чтобы ты была с нами в День Победы, если только ты пожелаешь или у тебя не будет других дел. Для меня это будет таким счастьем, что я заговорю стихами, хотя писать их не умею. Милая Леночка, я от тебя ничего не хочу, просто восторгаюсь тобой, но не учел, дурак, что ты еще далеко от нас. Ты извини, меня. Хочешь, стану перед тобой на колени, прямо здесь, на улице?
– Нет, не хочу. Зачем, дорогой, в этом нет необходимости. Я тебя тоже любила всегда: ты прямой, честный, открытый, добрый, твердый в убеждениях с детства, худой и длинный. А я люблю худых и длинных, что поделаешь. А День Победы я буду встречать с тобой и с твоими ребятами.
И вот пришел день – 9 мая 1945 года, День Победы над фашистской Германией, самый великий праздник нашего народа. Получилось так, что еще задолго до этого дня кто-то из ребят купил четыре билета в театр Вахтангова на «Мадемуазель Нитуш», веселую, полную смешных ситуаций оперетту-комедию Эрве. Когда покупали билеты, никто из них не думал, что с ними будет Леночка. Леночка была далеко – на войне. Четвертый билет предназначался просто для какой-нибудь общей знакомой. И вдруг неожиданно в такой замечательный праздник появилась Леночка. От неожиданного предстоящего удовольствия она захлопала в ладоши:
– Театр! Я, кажется, тысячу лет не была в театре. Это замечательно! Но как совместить театр с праздником Победы?
– Мы думали об этом. Ты ведь не знаешь, что во время войны в театр Вахтангова попала фугасная бомба, и, вернувшись из эвакуации, вахтанговцы пока играют в помещении Детского театра в Сытинском переулке, рядом с улицей Горького. Театр в самом центре! Мы все увидим и совместим невозможное с возможным: и театр, и ликующую Москву!
– Как жалко, что с нами не будет Наташеньки, – заметила Леночка.
На эти слова тяжело вздохнул Димыч – неравнодушный к Наташе, как казалось Алеше. Все они – и Леночка, и ребята были веселые и радостные, их опьянял восторг Победы и открывающаяся перед ними жизнь без войны, безусловно, замечательная, прекрасная, удивительная и полная счастья на бесконечно долгие годы. Заглянуть вдаль сегодня ни у кого из них не возникало ни малейшего желания. Сегодня был праздник. Они побывали на спектакле, и каком! И сегодня, спустя десятилетия, Алеша с Леночкой помнят тот искрометный, зажигательный спектакль, где веселье било через край, актеры отдавались действию сполна, где, кажется, Мельпомена, Терпсихора, все музы театра вселились в каждого из них. А какие актеры! Пашкова, Горюнов, Абрикосов, Осенев, Целиковская, Жуковская… И как они могли не играть на самой высокой ноте, на пределах возможностей актерского мастерства, если кругом такой подъем – кончилась война, мы победили, мы победили, невзирая ни на что и вопреки всему!
В антракте на сцену вынесли репродуктор, вышли актеры, и все снова услышали сообщение о Победе и о салюте. Зрители вместе с актерами, которые оставались в гриме и театральных костюмах, в едином порыве устремились на улицу и там слились с ликующей бесконечной толпой. Вся улица Горького была полна людьми. Сплошным потоком они двигались вниз, к Манежу, к Красной площади. В небе, расцвеченном лучами прожекторов, плыли серебристые аэростаты с красными полотнищами, перехлестывались линии разноцветных трассирующих пуль, расцветали букеты фейерверков. Это было феерическое зрелище, непривычное для людей, отвыкших за время войны от праздников. А с высоты на торжество с гигантского полотнища смотрел Сталин. И вот кульминация праздника – салют Победы! Сколько счастливых лиц! Люди ликовали, пели, танцевали, качали военных. Целовались и обнимались не знакомые между собой люди. Но в этой радостной толпе одна женщина стояла и плакала. Она держала у груди фотокарточку военного, повернув ее лицевой стороной к празднику, чтобы он, не доживший до этого дня, видел
После празднования Дня Победы Алеша не заходил в Кривой несколько дней, хотя был свободен: занятия в институте начинались осенью. В приемной института случайно столкнулся с Димычем, который был удивлен, что Алеша к ним не заходит.
– Почему? Или Леночка должна тебя специально приглашать, не понимаю? А я-то в той квартире не живу, что ли?
Алеше очень хотелось встретиться с Леночкой, но она не приглашала заходить. Однажды в первой половине дня он, валяясь дома на диване, читал «Кола Брюньона». Обычно днем дверь в квартиру не закрывалась: можно было свободно войти в коридор, но дальше без провожатого уже нельзя было обойтись. В дверь постучали, и послышался голос тети Кати:
– К вам военная.
Сердце Алеши учащенно забилось.
«Леночка, это Леночка, только она может прийти. Значит, она не обиделась на мой бессвязный лепет, перешагнула через него и пришла… наверное, к моей маме? Конечно, к маме, но не ко мне же», – молнией пронеслось в голове Алеши. Он мгновенно вскочил с дивана. Вошла Леночка, в военной гимнастерке с орденскими планками, в армейских сапогах, в руках она держала пилотку.
– Леночка, дорогая, здравствуйте! – Алешина мама шагнула навстречу гостье. – С возвращением вас, с Победой. Я очень, очень рада видеть вас живой и такой же интересной, как до войны. Садитесь, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Алеша, я не слышу твоего голоса. Извини, но, глядя на твою восторженно-оглупленную физиономию, я позволю себе сделать комплимент Леночке за тебя: он очень рад, что вы пришли к нам. Алеша, пожалуйста, поставь чайник.
Кивая головой, боком Алеша выскочил из комнаты.
– Тетя Тося, вы такая же красивая, как и пять-шесть лет тому назад, и пользуетесь теми же духами, которые стали и моими любимыми. Я пришла увидеться с вами и поблагодарить за духи. Я очень рада встрече с вами. И за Диму – спасибо. Если бы вы тогда, после драки, не отказались заявить в милицию, парень мог бы пропасть. Это вы с Алешей оторвали его от улицы. Теперь он почти студент. Спасибо вам за все.
Они обнялись, а Леночка была готова расплакаться.
– Ну успокойтесь, милая, успокойтесь, не надо. Сейчас войдет Алеша. Начнет интересоваться, почему
