В консерватории тоже были знакомства, и не только шапочные. Были там ох какие!.. и музыкантши, и прочие. Бывала там зеленоглазая Наташа, родственница Леночки, тоже, как правило, одна, реже с подругой. А зачем, собственно, они ему нужны? В последнее время чаще ходил один, иногда с Машенькой. Как она слушала музыку! При кульминации сжимала его ладонь или прижималась к нему насколько возможно, а потом так мило извинялась и краснела. Отношения у нас были чисто дружеские: целовал в щечку, провожал до троллейбуса или, если были деньги, оплачивал такси. Иногда в консерватории видел Леночку, одну, и, даже когда сам тоже был один, не ждал ее у выхода. Домой обычно шел пешком, полный музыки, боясь растерять в разговоре звуки симфонии.
В то время сердце его было свободно – он медленно плыл по течению времени.
– Леночка, привет, мы с тобой уже давно не встречались. Ты все такая же скромная докторша, погруженная в себя, так?
– Нет, не так. Во-первых, дай я тебя поцелую на правах старой знакомой. Вот так, целомудренно. Во- вторых, я возьму тебя под руку. Чем обязана такому счастью?
– Леночка, тебе очень идет это белое платье в горошек, очень. Ты в нем ну прямо первокурсница.
– Спасибо, значит, я пока еще не потеряла девичьего облика. Интересно, сколько у меня еще лет впереди?
– Да, да, не потеряла, ты такая же замечательная и прекрасная.
– Ну-ну, Алеша, к чему пустые комплименты, не надо! Знаешь, я все глубже и глубже ухожу в работу, и меня только музыка волнует да твое бесцельное вольное прозябание. Пожалуй, ничего подобного я тебе не говорила прежде.
– Боже, о чем ты! Я пришел совсем с другим. Со мой все ясно – я ищу себя, может быть.
Леночка, как обычно, наклонила голову немного набок, не перебивая, внимательно слушала.
– Так вот, скажи мне, в каком году ты отдыхала в последний раз?
– Могу ответить совершенно точно – в сороковом, перед войной.
– Что?! Ты сумасшедшая, как можно не заботиться о себе! А куда смотрела твоя больница, а где были все мы, я тебя и себя спрашиваю? Значит, все мы черствые сухари, и правильно говорил Димыч об эгоизме.
– Добряк Димыч об эгоизме? Интересно! А зачем тебе все это?
– Едем с нами отдыхать на Украину, в гоголевские места? Возьмем Гоголя и будем читать, нигде с ним не расставаясь. Представляешь, как мы прочувствуем его на Полтавщине, в Сорочинцах, а на Пселе будем загорать, купаться и рыбу ловить. Хорошая программа, а?
– Программа действительно хорошая. И давно ты ее придумал?
– Только что, но каково! И потому, Леночка, бери отпуск месяца на два. Ты столько лет не отдыхала, дадут. Это будет настоящий отдых, с культурной программой.
– Итак, насколько я тебя поняла, твои родители решили отдохнуть на Полтавщине.
– Правильно. Но мы будем отдыхать отдельно, в другом месте, но тоже на Пселе. Сказочные места, а главное, там полно фруктов и дешевизна. Можно взять с собой Наташу. Но Наташа потащит за собой подругу – это точно. Хорошо бы с Димычем, но он уезжает с отцом в Ленинград, и как будто навсегда. Лучше, пожалуй, одним. Совсем одним. А родителей можем навестить перед отъездом или во время отдыха, решим на месте, а?
– Ты сказал, что эту программу придумал только что?
– Да! А куда нам деваться – не на юг же, финансов не хватит!
– А как к этому отнесутся родители?
– Ох, Леночка! По-моему, они будут только довольны.
– В принципе этот план возможен, но ты его придумал только что. Поэтому обсуди свой план с мамой, она мудрый человек, хорошо?
Утром Алеша рассказал маме, что Леночка с сорокового года не отдыхала и что ему ее жалко.
– Жалость? Сынуля, это нехорошо. Она удивительный, добрый, мягкий, отзывчивый на любое обращение человек, красивая женщина, все при ней. Умница. И в тоже время одна и одна.
– Откуда ты знаешь?
– Вижу, я ведь иногда встречаюсь с ней.
– Интересно, а я не знал. Димыч говорит: «Больница и дом, дом и больница».
– А ты ее давно видел? С нами приглашал поехать? И что услышал? Так я и думала. Она знала тебя мальчишкой, долго возилась с тобой, лечила твой нос и стала относиться к тебе по-матерински, хотя и старше всего года на три-четыре. А когда вернулась, увидела уже взрослого человека, который даже пытался за ней ухаживать. Ты попал в ее сердце, как вечно ноющая сладкая боль, от которой освободиться невозможно. Она тебя полюбила.
– Возможно, и что же теперь делать?
– Она должна освободиться от тебя как от эфемерного заблуждения. Ей давно пора завести хорошую нормальную семью, она полна нежности и любви, а передать ее некому: ей нужен ребенок, тебе это ясно?
– Кажется, да. Я пригласил ее поехать вдвоем на Псе'л, мы и вас навестим.
– Твое предложение очень интересное, если ты взвесил возможные последствия.
– Она согласна, но хочет, чтобы поездку я обсудил с тобой.
– Поездка для Леночки будет психологически трудной: или она освободится от тебя раз и навсегда, или вы останетесь вместе, вместе, понимаешь?! Ты только будь на высоте. В любом случае я на ее стороне, прими это к сведению.
Родители уехали, а через неделю и Алеша с Леночкой на том же вокзале поджидали свой поезд. У Алеши чемодан, у Леночки вещевой мешок и сумка с продуктами. Итак, до Харькова, далее пассажирским до Кременчуга, далее рабочим до пересечения железной дороги с рекой Псе'л. Поездка с пересадками прошла без каких-либо происшествий, и вот они наконец прибыли на место.
Белые хатки, как утки-наседки в садах, в садах, в садах, и спокойный живописный Псел вдоль дубравы. Вскоре к платформе подошла молодая чернобровая красавица, одетая как будто для фильма об Украине: и юбка, и кофточка, и фартук белоснежные и красиво расшитые. Оказалось, хозяйка хаты на берегу Псела, Марийка, не против принять постояльцев. Все вместе отправились смотреть ее владения.
– А ваш домик с садочком? – поинтересовалась Леночка.
– А як же!
Хату свою она сдала целиком.
– Живите тут, люди добри, а я буду у мами. Чоловик мий призван в армию.
Хата, беленая снаружи, с соломенной крышей, была разделена на две комнаты, в каждой из которых стояли кровати, столы, стулья и прочая домашняя мебель. Ставни на окнах закрыты, на земляном полу разбросана полынь, отчего по дому разливался приятный, слегка дурманящий запах. После изнуряющей жары – прохлада. «Как здесь хорошо!» – воскликнули Леночка и Алеша в один голос.
И вот он, Псел! Алешин папа где-то в 10 – 15 километрах выше по течению собирался ловить лещей, окуней, сомов и щук на самой рыбной реке Украины. Сведения были несколько устаревшие, восходящие к временам Гоголя, но всегда надо надеяться на лучшее.
Леночка сразу вошла в круг женских обязанностей, направилась в летнюю кухню готовить какую-то еду, а Алеша, как они договорились, занялся банькой. Он натаскал из Псела полный чан воды, встроенный в печь, набрал в окрестностях хвороста и кизяков, и после долгих усилий труба над банькой задымила. Взмокший от солнца и жара от печи, перепачканный сажей и грязью, он услышал голос Леночки: «Молодец, Алеша. Но ты грязный, как трубочист. Лезь в речку, сейчас я к тебе приду». И вот почти вприпрыжку, как ничем не обремененный ребенок, на тропинке, ведущей к речке, появилась сама Леночка.
– Алеша, в мою сторону не смотри, под халатом у меня ничего нет. Отплыви в сторону.
Алеша выполнил просьбу, но, развернувшись, поинтересовался:
– Ну как, теперь, когда ты в воде, можно плыть в твою сторону?
– Нет, сегодня совместного купания не получится, я к этому не подготовлена.
– В следующий раз надевай хотя бы трусики, чтобы быть со мной в равных условиях, – выкрикнул Алеша, направляясь к середине реки.
