уехали, а затем ты, и опустел дом, хотя рядом были Света и Дан, забегала Катюша, всегда возле меня Зиточка. А на работе с каждым месяцем становится тяжелее – уменьшают финансирование, уезжают из Союза хорошие врачи. Впереди нас ждут большие изменения. И пока есть возможность, надо отдохнуть. И ребята так считают. Может быть, махнем в Отепя всей прежней компанией, пока не закрыли границу? А то живая цепь с факелами однажды уже стояла от эстонского Длинного Германа через Латвию до Литовской башни Гедиминаса.
– Дан, а в институте не будет осложнений с отпуском?
– Алешка, если брать отпуск, то через пару недель или месяц. Сейчас самое подходящее время, я говорил с начальством.
– Свои срочные дела я могу закончить через месяц. Но надо также отчитаться перед друзьями. В Москве с продуктами плохо, но стол собрать надо.
– Алешенька, обязательно соберем. Ребята, может быть лучше на даче?
– Надо Сипягиных пригласить.
– Они не могут. У них запланирована поездка в Великий Новгород.
– Жаль, пока сближения с ними не получается.
Решили собрать на даче в ближайшую субботу всех друзей, включая Николая Николаевича, который стал врастать в круг завсегдатаев дачи, да еще Катюшу.
На даче их встретила Мария Сергеевна пирожками с капустой.
– Откуда такое чудо, Мария Сергеевна? спросил Алексей Петрович.
– А мы с Еленой Федоровной, наученные жизнью, решили немного запастись продуктами. Позади и впереди перестройка, что-то будут ломать, что-то менять и возникнут трудности с питанием, не первый год живем на белом свете.
– Спасибо, Мария Сергеевна, пирожки отличные.
А мужчины загудели:
– С такими женами не пропадем.
– Так вот, друзья, мой подробный рассказ и слайды – завтра. Но два слова о «Бонинге-747». Это огромный самолет, в ряду шестнадцать кресел. А пассажиров столько же, сколько в железнодорожном составе. Представьте себе – железнодорожный состав в воздухе! Там принято после завершения полета аплодировать экипажу. Что касается конференции, то аплодисментов я там не сорвал – меня никто не понял, так как, к сожалению, текст моего доклада не переводили. А в заключение я хотел бы сделать для вас важное заявление: Америка, я имею в виду США, сегодня самое могучее и самое богатое государство на земле. Те, кто работают, живут так, как мне хотелось бы, чтобы жил наш народ. Те, кто не работают, живут на пособия, мне кажется, много выше наших пенсий. Американцы умеют работать весь рабочий день, как у нас говорят, «вкалывают», без перекуров. Итак, упаси нас, Боже, испортить отношения с Америкой. Надо искать контакты и жить с США в прочном мире, впрочем, как и со всеми странами. Все вопросы ко мне во время обеда, идет?
– Друзья, обедаем здесь, на террасе, – предложила Леночка, и мужчины как по команде принялись расставлять стулья вокруг стола.
– Как я обходился с питанием? Как большинство наших в загранпоездках. Сухая колбаса, сыр и консервы, которые привез из Москвы. Всего хватило. На таможне продукты не конфисковали, так как Леночка умело закамуфлировала их в сумке. У меня был переходник к кипятильнику для американской розетки, и я пил кофе, и даже горячий суп из пакета делал – между прочим, большая гадость. Вот так приходилось жить российскому профессору, у которого наличными с учетом проезда от и до аэропорта оставалось ровно 110 долларов, а обед в ресторане там стоит 30 долларов. «…В моем походном котелке я ничего вам не привез», как сказал Джек Алтаузен. Но зато на эти доллары я привез радиомагнитолу «Тоshiba» с двумя динамиками, так что музыкой с хорошим звучанием мы с вами обеспечены. Ребята, я даже не мог купить вам сувениров. Я даже своей Леночке не привез чего-нибудь американского: быть бедным очень плохо, особенно в чужой стране. По-настоящему за всю командировку я вкусно поел только в воздухе.
– Алешка, я понял, что ты жил, как балерина. Это они возят с собой на гастроли сухую колбасу, – рассмеялся Дан.
А Николай Николаевич сухо сказал:
– Это позор, что правительство не обеспечивает наших граждан достаточными командировочными. Мы богатейшая страна в мире, и, коль стали советских людей выпускать за границу, то надо, чтобы это выглядело прилично.
– Дорогой Николай Николаевич, страна накануне кризиса, уже в экономическом кризисе – завтра нечего будет жрать. А вы – богатейшая! Великая! Великая страна по своим размерам – это точно, а еще по удельному интеллекту, отнесенному к числу мыслящих в ВПК и горстке интеллигенции, – возразил Дан.
– Сколько долларов ни получит советский командированный, вырвавшийся Запад, он будет их тратить на тряпки, но не на питание в ресторане и обойдется сухой колбасой, – заключил Георгий.
А женщины хором заговорили об очередях в магазинах.
«Что нас ждет впереди? “Покой нам только снится!” Но, в конце концов, только через тернии к звездам, другого пути нет и быть не может», – подумал Ларин, и в душе у него затрубили трубы и зазвучал весь грандиозный оркестр, исполняющий Девятую симфонию Бетховена.
В последние годы, обычно в середине июля, Алексей Петрович с Леночкой вместе с друзьями на двух-трех машинах ездили отдыхать в южную Эстонию, в маленький городок Отепя, затерявшийся среди лесистых холмов на берегу озера Пюхаярв. И так им нравилось это место, что всякий раз они здесь проводили весь отпуск, и предварительно намеченные планы поездить пару недель по городам и весям Прибалтики оставались невыполненными.
И на этот раз решили по традиции начать с Отепя. Из Москвы выехали по Рижскому шоссе – это многополосная, современная, прямая как стрела трасса, правда, недостроенная. Проехав километров триста, они остановились на обочине, чтобы поразмяться. Здесь дорога была гораздо уже, и машины мчались, выбрасывая из-под колес случайные камни и обдавая встречную полосу плотным потоком воздуха. Ограничений скорости на этом участке не было. Только после Великих Лук водители немного сбрасывали скорость, так как шоссе проходило по пологим холмам, возможно, отмелям, дну или береговым дюнам древнего моря. Осложняли движение медленно ползущие тягачи.
Однажды, лет десять-двенадцать тому назад, Алексей Петрович с Леночкой, оставив Танюшу с няней Грушей, на несколько дней решили съездить в Пушкинские Горы. Это была их давняя мечта. Оставив машину неподалеку от Святогорского монастыря, пошли в Михайловское. Добрались к девяти вечера, но северное бледное солнце еще висело высоко над горизонтом. Было тепло и покойно. В маленькой Михайловской усадьбе не было ни души, их переполняло ощущение счастья, восторга и радости: они одни с Пушкиным, и никого в округе. Бесшумно и молча подошли к домику няни. Солнце освещало домик сзади, он стоял как бы в золотом ореоле… И не шелестели листья липовой аллеи, и ни шороха чуть поодаль, в Трех соснах, и не слышно Сороти. В Михайловском тишина… Чуда не произошло. Из дома не выбежал Пушкин, именно так он встречал некогда своих друзей.
Почти всю дорогу до Пскова были непрерывные обгоны, которые закончились после поворота на Ригу. А дальше – Выру, и это уже Эстония. Через каких-то полтора-два часа из-за макушек сосен показался тонкий шпиль кирхи с петухом на верхушке. И все три машины салютовали петуху гудками, извещающими об отличном настроении путешествующих – впереди Отепя. Планы поездок на первый взгляд казались однообразными, но в действительности отдых был полон приятными неожиданностями: то «охота» за грибами, то удачный поход за черникой, а то и за малиной на вырубки. А рыбная ловля! А еженедельные ярмарки в Отепя и в окрестных городках! Сколько приятных мелочей, правда, не всегда нужных, можно купить на таких ярмарках!
На этот раз, осознавая, что скоро Прибалтика уйдет в свое автономное плаванье, независимое от России, все дружно решили изменить привычный маршрут. Прощанье с Прибалтикой начали с Вильнюса и, не задерживаясь долго, проехали через Литву в Ригу, дальше в Юрмалу, к Гайде, Алешиной двоюродной сестре. Дома оказался ее старший сын Мартин.
– Sveiks![Здравствуй! (лат.).], Мартин, – приветствовали Алеша с Леночкой Мартина.
– Sveiks onkulis, sveiki[Здравствуйте, дядя… здравстуйте (лат.).] Елена Федоровна, – они обнялись.
