через несколько тэнов трехслойный интерференционный щит закрыл всю планету. Даже та слабая связь Рангара с его Покровителем, что возобновилась в последние несколько тэнов (Покровитель применил особый, очень хитрый вариант с кратковременными импульсами и скользящей частотой), прервалась.
Лада открыла глаза и увидела лицо отца, который сидел возле постели и держал ее за руку. Почему- то он показался ей каким-то постаревшим, на лице замерли новые морщины, в волосах добавилось седины. И почему-то в глазах его дрожали слезы.
— Папа? Я что, больна? Почему ты плачешь?
— Ты… ты была больна, дочка… но сейчас уже все образовалось. — И, слегка помедлив, неуверенно прибавил: — Кажись…
Лада приподнялась на своей постели, все так же укрытой мягким одеялом из кусочков катфера — пушистой кожистой ткани, срезаемой с ресничных покровов Голубого Дракона; в занавешенное вышитой ее руками занавеской окно пробивался тусклый свет. Стол, стул, шкафчик со скудным девичьим гардеробом, коврики из драконьей шкуры… все знакомое, родное и в то же время как бы подзабытое… точно появилась она тут после долгого отсутствия… да еще какое-то неприятное беспокойное ощущение в голове, когда забыл что-то важное, силишься вспомнить, но не можешь, да щемящее чувство пустоты в груди, будто оттуда вынули ее горячее сердце и вставили другое, холодное и безразличное, только и способное, что мерными толчками гнать по жилам равнодушную кровь.
— Как долго… я болела?
— Долго, дочка, к-хе, долго… почитай, более четырех месяцев…
— И все это время я была без сознания?
— Ну а как же иначе, дочка… в беспамятстве лежала… разве ты помнишь что-то?
— Нет, не помню. Вот только знаю — сны мне снились. Яркие, красивые… Но даже их сейчас забыла.
— Эх-хе, дочка… сны они и есть сны. Так, одно беспокойство, душевное томление. Блажь, в общем- то.
— Нет, не блажь, — тихо произнесла Лада. Она шевельнулась, пробуя тело, — оно было удивительно легким, послушным. Спустив босые ноги с кровати, она шагнула к зеркалу в углу комнаты.
И едва не ахнула.
Куда-то пропала нескладная девчушка с милым полудетским личиком, с мягкими чертами лица и пухлыми губками. На нее в упор глядела прекрасная, гордая женщина с резко очерченными скулами, твердой линией губ с чуть обозначившимися складками затаенной горечи в углах, с загорелым и слегка обветренным лицом. И глаза лучились уже не прежней мягкой синевой, а появился в них жестковатый, пронзительный высверк.
Словно во сне она дернула тесемку под горлом и подняла руки, не стесняясь отца, и ночная рубашка упала к ее ногам, белым облаком скользнув по совершенным линиям ее
Белый звездоподобный шрам на правом плече, чуть повыше груди, отчетливо виднелся даже в тусклом свете. И точно такой же шрам был на спине, над правой лопаткой. Шрамы, которые могло оставить нечто, пробившее ее плечо насквозь; которых, как она знала, у нее _никогда не было_.
…Чары оказались настолько могущественными, рассказывал Фишур, что не помогло даже кольцо Рангара. Меня спасло только то, что основная мощь магического удара пришлись на него и Ладу; я оказался на периферии действия сил и смог защититься несколькими наспех сооруженными заслонами из набора простейшего охранного колдовства. Тем не менее меня здорово трахнуло и зашвырнуло в какую-то расщелину, где я и отключился. Вполне возможно, это и спасло мне жизнь. Не ощутив меня эмпатически, напавшие маги унеслись, забрав Рангара и Ладу. Я добрался до столицы, стараясь поменьше попадаться на глаза кому бы то ни было, и попытался выяснить судьбу моих друзей. Меня долго преследовали неудачи, но потом на глаза попалась афиша, возвещавшая об очередном гладиаторском поединке Рангара, и я с невыразимым облегчением понял, что тот жив. Ну а когда Рангар победил-таки этого ужасного монстра, человека-паука, я очутился на вершине восторга… Я очень надеялся, что смогу как-то привлечь внимание Рангара на празднестве в его честь, не особо веря упорным слухам о его «отплытии на родину», но… но это оказался не Рангар.
— Двойник? — спросил Карлехар.
— Вам приходилось слышать о
Карлехар вздрогнул.
— Да… что-то темное и ужасное из арсенала магов Змеи.
— Вот-вот. Для создания
Фишур и Карлехар долго молчали; они сидели на деревянной скамье третьеразрядного пивного подвальчика в Нижнем городе неподалеку от грузового порта, потягивая пенный напиток. Их вполне устраивала царившая здесь полутьма и висевший в воздухе густой разноязыкий говор: на них никто не обращал внимания и никто не мог подслушать их тихий разговор.
Карлехар первым рассказал о своих приключениях, а точнее, злоключениях после бегства друзей из полкового лагеря, и теперь переваривал услышанное от Фишура.
— Да, — наконец тихо сказал он, вздохнув. — Жаль Тангора. Большой боец был и человек правильный, да обретет его душа покой на небесном острове… Но сейчас следует думать о живых. Надо сделать все, чтобы освободить Рангара и Ладу.
— Если только они еще живы, — мрачно заметил Фишур. — Впрочем, будем надеяться на лучшее. Как вы думаете, Карлехар, где они могут быть?
— Есть у меня одно соображение… — медленно проговорил Карлехар. — Я знаю, где находится столичная резиденция Алькондара Тиртаида ин-Хорума. Вероятнее всего, их укрывают там.
— Очевидно, вы правы. Но меня это мало радует. Вы представляете, какая там охрана? Едва ли уступает даже дворцовой…
— Тем не менее мы должны попытаться, — сказал Карлехар решительно.
— Мы и попытаемся, — сказал Фишур. — Только к этому делу надо подойти потоньше и похитрее… лихим наскоком тут ничего не решить.
— Да уж, — невесело хмыкнул Карлехар. — Нас положат на первых же шагах… Вот если бы мои воины были со мной! Но об этом даже и мечтать нельзя.
— Да, Карлехар, нам надо быть реалистами и полагаться только на свои силы.
— Тогда будем действовать по всем правилам воинского искусства. Начнем с разведки и рекогносцировки.
— Да, за домом Алькондара надо установить скрытое наблюдение. Причем следить только с помощью зеркал.
— Вы верите в то, что маги не чувствуют взглядов, направленных не прямо на них, а на их изображение? — Карлехар скептически поднял бровь.
— Я не
— Ну тогда вооружимся зеркалами. Нам нельзя терять времени, — произнес Карлехар, вставая.
Визит в Храм Сверкающих оставил в душе Ольгерна Орнета очень тягостный осадок. И дело было не только в том, что у него состоялся долгий и крайне неприятный разговор с жрецом белой мантии Нессекаром Кирлаудитом, правой рукой Светлейшего. И даже прямые и неприкрытые угрозы жреца не произвели на него того впечатления, на которое, очевидно, рассчитывал Нессекар. Ольгерн знал, какой непростой задачей является физическое уничтожение мага высшего ранга, ибо последствия такого шага могут угрожать Ткани Мира. В предельном упрощении каждый маг, начиная с уровня магистра, отвечает за одну или несколько определенных нитей Ткани, и его смерть может привести к их разрыву; а ведь хорошо известно, какие последствия могут иметь обрывы нитей даже обычного полотна. Но — и Ольгерну были ведомы такие случаи — иногда деятельность мага начинала угрожать Ткани Мира больше, чем обрыв одной или нескольких ее нитей; тогда мага ожидало уничтожение. И поскольку Ольгерн знал, что его действия не угрожают
