капитана поражала размерами и вульгарной роскошью, с которой была обставлена. Обилие, без сомнения, дорогих, но даже на непритязательный вкус Рангара несовместимых друг с другом предметов (чего стоила только переливающаяся всеми цветами радуги меховая шкура какого-то диковинного зверя, небрежно наброшенная на стоявший в углу каюты изысканного вида струнный музыкальный инструмент!) рождало ощущение неуюта и дискомфорта. Впрочем, сразу сделал Рангар поправку, может, он просто не в силах понять и поэтому оценить по достоинству вкусы этого мира? Хотя простой и скромный уют дома Дана Зортага ему пришелся по душе.
Мысли Рангара перебил капитан:
— Это моя скромная обитель, — с плохо скрытой гордостью произнес он. — К тому же самое безопасное место на корабле Без моего разрешения сюда никто не может войти, каюта защищена магией высшего порядка… так что здесь ты, будущий гладиатор, будешь в безопасности. Жить тебе придется даже не тут, а в потайной комнате за вот этим ковром, о которой на корабле вообще никто не знает.
Дан Зортаг степенно поклонился.
— Не сомневаюсь, досточтимый капитан, что мой друг Рангар Ол окажется в полной безопасности. Однако моя дочь в лодке уже совсем озябла, да и не резон мне здесь долго быть. Не приступить ли нам к составлению договора?
— Договор составлен, осталось поставить подписи. Да только так ли хорош сей молодец, как ты говорил? Боюсь, не дадут мне в Лиг-Ханоре за него даже тех денег, что окупят его кормежку.
Глаза Дана Зортага недобро блеснули, однако заговорил он еще более вежливо:
— Негоже на попятную идти, коли все уже договорено загодя, досточтимым капитан. А ежели в пропитании загвоздка-то, так я подвезу с утра мяса бочоночек да еще кое-чего.
— Погоди, Дан, — вмешался Рангар. — У капитана, как я понял, возникли сомнения в моей состоятельности… гм… как бойца. Так вот, досточтимый: предлагаю на руках побороться. Хоть и не великан ты, да силой, вижу, не обделен.
Капитан самодовольно усмехнулся:
— Отчего ж не побороться?
…После шести поражений кряду на каждую руку на лице капитана появилась растерянность.
— Однако не на руках гладиаторы-то борются, — упрямо сказал он, вставая из-за стола.
— Он голыми руками убил семерых вооруженных людей, — произнес Дан Зортаг, — из коих шестеро специально натасканы были и вовсе не новички в боевых делах. Аль не ведомо тебе сие?
— Ведомо, ведомо… — пробурчал капитан. — Так тому и быть — пишем договор!
Из резной шкатулки, украшенной самоцветами, он вынул свернутый в трубочку лист тончайшей белой кожи и, развернув, протянул Дану Зортагу.
— Да вроде верно все написано, — произнес он, закончив читать, и протянул лист Рангару.
Рангар еще плохо знал местную азбуку и читать умел едва-едва. Тем не менее он, сделав вид, что читает, быстро пробежал текст глазами и молча вернул договор капитану. Тот кивнул, достал из шкатулочки тонкую, хитрым образом заточенную палочку, а из ножен на поясе извлек кинжал. Уколов острием палец правой руки, он пробормотал какое-то заклинание и коснулся палочкой выступившей на коже капельки крови. Кровь тут же исчезла, будто палочка всосала ее. Затем капитан наклонился над столом и поставил сложную, в завитушках подпись.
Следом за капитаном эту процедуру проделал Дан Зортаг, потом — Рангар. Подписываться он не умел и уже решил просто поставить какую-то закорючку, как вдруг рука как бы сама по себе молниеносно начертала волнистую цепочку из округлых незнакомых символов.
— По всем морям вот уже столько зим плаваю, а такого письма не видывал, — покачал головой капитан, беря в руки лист и разглядывая подпись Рангара. — Ну ладно, договор подписали, не грех теперь и по стаканчику пропустить.
Они выпили не по одному, а по три стаканчика забористого рн'агга, и Дан Зортаг, крепко обняв на прощание Рангара Ола, ушел в сопровождении капитана. И вновь что-то пронзительно острое царапнуло Рангара по сердцу, и он ощутил внутри себя странную, словно бы засасывающую пустоту.
«Как вакуум», — пронеслась мысль, но на сей раз размышлять над значением нового слова, возникшего из запечатанных недр памяти, не было ни желания, ни настроения. Он почему-то был уверен, что видит Дана Зортага в последний раз.
В этом Рангар Ол, увы, не ошибся.
4
Корабль — он назывался «Ласкающий ветер» — вышел из гавани острова Курку через два дня. Все это время Рангар находился в потайной комнатке за стеной капитанской каюты и упорно штудировал письменность кварх-зурибу — основного языка на Коарме. Убранство потайной комнатки было более чем скромное: лежанка, стол и стул; из «удобств» (если их так можно назвать) имелся умывальник за ширмочкой да дыра в полу, закрываемая крышкой; когда Рангару приходилось открывать крышку по надобности, из дыры тянуло запахами крайне неприятными. Но, естественно, со всем этим ему приходилось мириться. Дважды в день приходил капитан, приносил еду и рассказывал последние новости. Так Рангар узнал, что к моменту отплытия корабля искать его прекратили: после нескольких прочесывании острова и обысков в домах, столь же тщательных, сколь и безуспешных, уже никто не сомневался, что чужеземец утонул, попытавшись в одиночку бежать на рыбацкой лодке (тем более что после шторма не досчитались нескольких лодок). Знающие же правду, конечно, помалкивали и вели себя так, что ни у кого не возникло даже тени сомнения в истинности этой версии. Возможно, до правды смог бы докопаться какой-нибудь маг высшего ранга, окажись он в ту пору на острове, но из высших никого не случилось, а островному и корабельному магам не хватило для этого магической мощи.
Когда остров Курку уже тонул за горизонтом, повстречался «Ласкающему ветер» другой корабль, низкая трехмачтовая шхуна с необычно большим парусным вооружением, в очертаниях которой многим видевшим ее почудилось нечто хищное. Оба корабля обменялись положенными по Ритуалу Морского Приветствия световыми сигналами и разошлись.
Когда Дан Зортаг и Лада, оставив Рангара на борту «Ласкающего ветер», вернулись домой, у девушки начался сильный жар. Заставив ее выпить несколько глотков подогретого рн'агга и укутав в три одеяла. Дан целую ночь просидел у постели дочери, бормоча врачебные заклинания из того невеликого запаса, которым обладал, и с тревогой прислушиваясь к трудному дыханию и произносимым в бреду словам. Звать кого- нибудь из поселковых лекарей-магов и тем более Лаурика Мууна он не решился — слишком часто Лада повторяла в бреду то, что могло навести на след Рангара.
То ли скромных познаний Дана Зортага в лекарском магическом искусстве хватило, то ли силы Земли, Воды и Огня, к коим он бессчетное число раз воззвал за ту ужасную долгую ночь, все-таки помогли, то ли естественные силы молодого крепкого организма победили недуг, — как бы там ни было, к утру Лада почти выздоровела. Только осунулась девушка, побледнела, да еще тень какой-то неотступной думы затемнила голубизну глаз, наполнив их темной синевой. И взор их неотступно обращался в сторону гавани, словно обладали они могучей способностью проникать сквозь преграды, подобно глазам магов высших рангов; впрочем, как знать: любовь творила чудеса во многих мирах, не только в магическом мире Коарма… Ведь никто не говорил Ладе, когда отплывает корабль, по точнехонько в тот миг, когда наполнились ветром его паруса и он величаво направился к выходу из гавани, бросилась девушка в свою комнату, упала на кровать и зарыдала. Но более не плакала она; и поразился Дан Зортаг темному пламени в глазах дочери, когда на следующий день сообщил ей о прибытии в гавань другого корабля.
Как никто другой, пожалуй, знал жрец серой мантии Квенд Зоал, какой ужас и у простых смертных, и у магов, даже великих, вызывает его скромный наряд невзрачного серого цвета. Каста жрецов Сверкающих
