действия сына были торопливыми и дерзкими, отец обладал уравновешенностью воина, научившегося, кроме всего прочего, всегда сохранять спокойствие.
Он начал с обязательных для гостя слов, поблагодарив короля за гостеприимство, а людей за согласие выслушать его. Голос Лота был не особенно глубок, но он ловко пользовался им, как это делал бы бард, и сначала мне было интереснее слушать музыку его слов, чем вникать в их содержание. Будь во дворе попросторнее, он расхаживал бы по кругу, но ему пришлось примириться с тем, что нужно стоять на одном месте и поворачиваться, стремительно жестикулируя, чтобы видеть всех поочередно. Зрители, конечно, были заворожены такой демонстрацией уверенности и силы.
Незаметно любезности и лесть уступили место сообщению о смерти короля Утера и о цели приезда Лота.
– Сейчас они начинают рассказывать сказки о том, что Артур и вправду сын Утера, зачатый с помощью магии и спрятанный до тех пор, пока Мерлин неожиданно не представил его в качестве наследника верховного короля, – объявил Лот, не скрывая возмущения. – Что за чушь! Знайте, что на самом деле ведется политическая игра, чтобы удовлетворить раболепствующий перед римлянами юг, где сыновья наследуют трон независимо от их способностей! Он выплюнул слово «раболепствующий» с невыразимым презрением, и я стала тут же гадать, что об этом думает Кети, но ее не было видно в толпе.
Лот наклонился к кому-то на противоположной от меня части круга и взял предложенную ему флягу.
– Конечно, придумано умно – убедить всех в том, что он по матери наполовину кельт, в надежде, что мы, северяне, удовлетворимся этим и будем считать, что его родословная чиста. Но нас не одурачить! – Он сделал большой глоток, отдал флягу и вытер усы тыльной стороной ладони. Мне были видны шрамы былых сражений, проступившие бледной паутиной на более темной коже по всей длине руки. – С притязаниями этого мальчишки Артура на Логрис еще можно смириться. Это было владение Утера, и если люди хотят признать королевского «сына», как его называет Мерлин, их дело. Но мы, северяне, никогда не были прислужниками Рима и гордимся тем, что мы, кельты, выбираем верховных королей по их заслугам и умению управлять. Так было всегда, и мы не изменим этому сейчас. Мы не примем не испытанного в сражениях мальчишку, появившегося перед нами через пятнадцать лет после пребывания в неизвестности. Неважно, какая у него родословная, но кельты не пойдут за вождем, не доказавшим своих достоинств. Да, он всего на год старше моего сына, присутствующего здесь, но Гавейн уже побывал, в полудюжине сражений, а этот молокосос участвовал всего в одном, и всем нам известно: этого мало, чтобы проявить мужество воина! – Он оглядел воинов, стоявших в задних рядах, и некоторые из них захлопали в ладоши и затопали ногами. – И еще одно: парень возник непонятно откуда, внезапно вызванный заклинаниями мага. Он не обучен воинскому искусству на поле боя и не участвовал в борьбе за право сражаться рядом с другими королями. Ни происхождения, ни опыта, ни доказательства пригодности… нет, говорю я вам, нет, нет и нет!
Теперь он уже с трудом сдерживался, всем своим видом выражая негодование. Я подумала, что гнев его сына – ничто по сравнению с той яростью, на которую способен отец.
– Если этот мальчишка будет домогаться трона верховного короля, пусть он заслужит такое право в сражении, на телах убитых врагов… на моем, если нужно!
Рука Лота, быстрая, как молния, оказалась у пояса, и сверкнувший кинжал, описав дугу, вонзился в плотно утрамбованную землю у его ног. С полминуты его рукоятка дрожала там, и эхо безмолвного вызова дрожью отозвалось в толпе.
– К оружию, к оружию! – крикнул кто-то, и за этим возгласом немедленно последовал рев одобрения. Люди Лота приободрились, и немало наших храбрецов присоединилось к ним, радуясь возможности сбросить напряжение. Я быстро взглянула на отца, сгорбившегося над кубком с вином: задумчиво хмурясь, он наблюдал за происходящим. По сравнению с великолепной фигурой короля Оркнеев отец выглядел старым и изможденным, и мое сердце заныло от жалости.
Когда приветствия стихли, король Регеда поднял руку, требуя тишины.
– Король Лот, ты говоришь убедительно. И подробности изложены верно. Но, по-моему, все мы забыли о более серьезном враге. Получено известие, что саксы готовят еще одно вторжение с континента. Разве не благоразумнее объединиться против них, наших старинных врагов, чем тратить силы на внутренние раздоры? В конце концов, саксы угрожают любому британскому королевству, и они окажутся безжалостными хозяевами, если покорят нас потому, что мы будем слишком заняты, убивая друг друга.
– Не напоминай мне про саксов, дружище. – Тон Лота смягчился, и он заговорил так, будто два короля были давнишними приятелями. – И про пиктов и ирландцев, если уж на то пошло. Кому как не мне, королю двух стран, разделенных землями враждебных пиктов, знать об этом? Не простое занятие – править в двух местах одновременно, особенно если между ними находится враг. – Он гордо засмеялся и, выдернув из земли кинжал, уверенно оглядел собравшихся. – Если бы не умение моих оркнейских моряков, не сноровистые корабельные плотники и не отличные леса лотианского народа, я никогда не смог бы разъезжать между двумя своими столицами.
Разделенное королевство всегда в опасности. Поэтому возвращаюсь к тому, с чего начал: мы должны иметь вождя, который объединит нас, которому можно доверить нужды кельтов и который будет сражаться вместе с нашими людьми ради общего дела.
– А ты случайно не знаешь такого человека? – Голос отца был кротким, но в нем сквозила едва заметная ирония. – Может быть, это ты?
С минуту Лот колебался, и я надеялась, что он все же удержится от причудливого хвастовства и бравады, столь милых сердцу воина. Но сейчас он играл в более важную игру и проворно повернулся к совету:
– Не скажу, что я не был бы польщен, если бы титул верховного короля предложили мне. Но, говоря по правде, я считаю, что есть другой человек, не менее опытный, чем я, и, кроме того, он командует одной из самых больших армий во всей Британии. Ко всему прочему он кельт по крови и по воспитанию и женат на кельтской принцессе с юга. На нем не лежит позор незаконного рождения, у него нет римского честолюбия, и ни у кого не возникает сомнений относительно его воинской подготовки. Из всех британских вождей он самый подходящий для того, чтобы стать верховным королем, и его королевство находится в наиболее стратегически выгодном месте, чтобы противостоять саксонской угрозе. Я предлагаю назвать нашим новым верховным королем Уриена из Нортумбрии и ищу у вас поддержки.
Я затаила дыхание от удивления и разочарования и быстро оглядела собравшихся, пытаясь понять их отношение. Если Лот ожидал всеобщего восторга, то его постигло сильное разочарование. Он был лучшим оратором из всех, кого мне когда-либо доводилось слышать, и доходчиво преподнес слушателям свои доводы, но среди воинов моего отца мало кто не был ранен в стычках с нашим соседом, и они были не готовы так внезапно признать Уриена в качестве будущего правителя.
Люди неловко мялись на своих местах, скребя подбородки или поправляя поясные пряжки, отводя глаза и угрюмо сжимая рты. Свита Лота уловила перемену в настроении и предоставила вождям возможность самим выходить из неловкого положения.
– Но, насколько мне помнится, – ровно сказал отец, передвинувшись на стуле и опершись на другой подлокотник, – Уриен твой свояк.
Лот метнул него быстрый взгляд и широко улыбнулся.
– Да, верно. Мы с Уриеном счастливчики – оба женаты на дочерях Горлойса, герцога Корнуолла. Они являются законными детьми королевы Игрейны от первого брака. – Он только слегка подчеркнул слово «законными», потому что Игрейна была к тому же и матерью Артура, рожденного от брака с Утером. – Через наших жен мы связаны с югом так же, как и с севером, и можно утверждать, что это еще один довод в пользу объединения под эгидой Уриена.
– А эти сестры, Моргана и Моргауза, разве они не приходятся кровными родственницами Кадору, настоящему герцогу Корнуолла? – спросил мой отец.
– Они только сводные, – последовал быстрый ответ. – Кадор значительно старше, он рожден от первого брака Горлойса. Никто не оспаривает его права на Корнуолл.
Лота начинал раздражать подобный разбор генеалогии, потому что он, как и большинство воинов, интересовался только полезными ему родословными линиями и находил перечисление других родственников обременительным и ненужным.
– Но, – словоохотливо продолжил отец, – разве это не наводит на мысль, что самым разумным было бы
