– Перехватило дыхание? – продолжая улыбаться, спросила Франсуаз. – Такое бывает.
Одним резким движением она продавила человеку кадык, превратив его горло в кровавый кисель.
– Подумай над своим поведением. – С этими словами она метнулась к ближайшему окну.
С дороги доносился шум мотора; один из солдат сел за руль патрульного джипа и теперь разворачивал его, чтобы поспешить в город.
– Нехорошо убегать с вечеринки, – пробормотала Франсуаз, – не предупредив об этом хозяев.
Я подошел к двери и посмотрел наверх, не нужна ли ей помощь. Но помощь скорее требовалась тому солдату, который попытался плохо о ней подумать.
Я открыл дверь и приготовился к выстрелам.
Выстрелов было три; ровно столько потребовалось солдату, чтобы понять – я не стою в дверном проеме, ожидая, пока он прицелится.
По звуку первого выстрела я понял, где он находится. За столбиком шлагбаума, справа от здания.
Два других я дал ему сделать, чтобы он, к своему разочарованию, убедился, что не попал.
Выстрелы смолкли; солдат смотрел на распахнутую дверь.
Я опустился на корточки и, вывернувшись из-за стены, поймал его на мушку.
Он испытал второе разочарование, когда увидел, что я все-таки показался. Пожалуй, оно было еще большим, чем первое.
Все же он был неплохим солдатом и успел выстрелить поверх моей головы прежде, чем я убил его.
Ему следовало перевести прицел пониже, но, получив первые две пули, он уже не пытался этого сделать.
Человек распластался за шлагбаумом; ему уже не пересечь разделительной черты.
Свою он уже пересек.
Солдат, сидевший за рулем джипа, старался поворачивать руль как можно быстрее. Машина скрипела на каменистой почве; ему не стоило пытаться разворачиваться с места.
– Что ты там возишься, идиот? – крикнул офицер. Я понял, что этот парень находится за зданием. Франсуаз положила ствол штурмовой винтовки в угол окна и прицелилась.
– Надеюсь, мальчонка любит печеных цыплят, – пробормотала она, перемещая ствол. – И очень хочет узнать, как их готовят.
Она мягко нажала на спусковой крючок.
Бензобак джипа взорвался, обдав водителя кусками металла и брызгами пламени. Тот попытался выбраться из машины, но с животом, пробитым в нескольких местах, это оказалось сложно сделать.
Франсуаз прицелилась снова, чтобы добить человека выстрелом в голову и не заставлять его мучиться, но в это мгновение солдат опал на сиденье, и алые языки пламени сомкнулись над ним огнедышащим куполом.
Он кричал еще минуты две, потом в машине взорвалось масло.
Офицер смотрел на гибель своего товарища; вид пламени, бушующего над металлическим скелетом машины, заворожил его.
Я прокашлялся. Он повернулся ко мне и увидел, что на него направлено дуло пистолета.
– Положите свою хлопушку, – негромко произнес я. – Ваша борьба за чистоту человечества закончена. Уверен, судья объяснит вам значения слов «расовая дискриминация» и «геноцид».
Человек посмотрел на меня с ненавистью.
– Вы и такие, как вы, хотите уничтожить порядок, – произнес он. – А наш долг – защищать людей.
– Скажете это на суде, – сказал я.
– Суда не будет.
Он поднес пистолет к виску и спустил курок. Франсуаз мягко спрыгнула на землю и посмотрела на офицера сверху вниз.
– Ты его почти убедил, – коротко усмехнулась она.
– Думаю, это здесь, – произнес я.
– Голова – не самый совершенный твой орган, – фыркнула Франсуаз, свесившись из машины и глядя вниз, где высокие колеса внедорожника почти на две трети погрузились в жидкую грязь.
– Черт, – процедила Франсуаз, осторожно выбираясь наружу. – Крокодил, которому я сделала вскрытие, тоже жил в болоте, но здесь бы и он захлебнулся.
Я посмотрел на стройные ноги девушки. Грязь поднималась почти до самых ее бедер, грозя перехлестнуть за край сапог.
– Пожалуй, я припаркуюсь в другом месте, – сказал я, подавая машину назад.
Франсуаз сложила руки на высокой груди, наблюдая за мной с нескрываемым осуждением.
Причина его состояла не в том, что я не захотел испортить дорогие, сделанные на заказ туфли и испачкать серые брюки своего костюма.
Франсуаз легко запрыгнула в джип, обдав меня мелкими брызгами грязи, и встала во весь рост на
