За то, что пришлось дать ему в челюсть, когда мы вели его по лестнице, я извиняться не стал.
– Видишь ли, – продолжал я, – у меня есть некоторые привычки. Например, мне не нравится, когда банда подонков играет в войну под боком у мирных жителей.
Он посмотрел на меня с ненавистью – не потому, что на самом деле ее испытывал.
Овен никогда не встречал меня раньше, и у него не было никаких причин ненавидеть меня. Тот факт, что мы пристрелили пятерых его подельников, не мог хотя бы немного расстроить лидера. Он свято верил, что главная обязанность его подчиненных – это дохнуть во имя его спасения.
Они это сделали, и, с точки зрения Овна, все произошло так, как и должно было произойти.
Однако этот подонок и убийца считал себя борцом за свободу, а, будучи пойман и закован в наручники, как и пристало обычному уголовнику, борец за свободу должен с ненавистью смотреть на своих пленителей.
Это все равно что прийти на детский праздник в маске свиньи – приходится время от времени хрюкать.
Однако на празднике, которые устраивал Овен, дети не радовались жизни, а гибли, поэтому следовало раз и навсегда положить конец его эскападам.
Мы находились в небольшой комнате, состоявшей из одного только выглаженного бетона, если не считать стола и нескольких стульев. Стол был дешевый, из плохо обработанного дерева – зато крепкий. Ножки с металлической окантовкой были вмонтированы глубоко в пол.
Я стоял перед Овном, сложив руки на груди. Франсуаз поставила ногу на один из стульев и сцепила пальцы на округлой коленке.
Пленник был безоружен, но мы с Франсуаз не хотели, чтобы он попытался, скажем, разбить себе голову о стену. Он мог проделать нечто подобное, лишь бы не отвечать, где и когда его подельники собрались совершить террористический акт. Поэтому пришлось приковать его к столу.
Колин Зейшельд сидел за столом, сбоку от Овна.
– Эти двое друг друга стоят, – вполголоса произнесла Франсуаз.
– Что? – переспросил Колин, поворачиваясь к ней.
– Не берите в голову, – усмехнулась девушка.
Она сменила туфли на высоком каблуке на высокие черные сапоги и время от времени поскрипывала стулом, в который упиралась ногой.
Колин и Овен на самом деле друг друга стоили. Один бешеный убийца, а другой прикармливал его, пока он не цапнул руку, которая его кормила.
Я знал, что в конце этой истории за решеткой предстоит оказаться не только Овену, но и Колину, и всем, кто за ним стоит. Но Колин до сих пор надеялся, что ему удастся выйти сухим из воды и продолжать, как прежде, поддерживать террористов и преступников, чья грязная деятельность тем или иным способом идет на пользу его ведомству.
– Не вижу особого смысла в этом разговоре, Амбрустер, – сказал Зейшельд. – Мы взяли Овна. Теперь осталось уничтожить их базу, и дело будет закрыто.
– Не спеши, Колин, – ответил я. – Спешить вредно всегда, даже если у тебя панталоны загорелись. Послушаем, как он станет отвечать на вопросы.
Я обратился к террористу.
– Ты знаешь свирфнеблинга, который сидит за одним с тобой столом? – спросил я.
– Это глупый вопрос. – Колин заерзал на стуле. – Он неуместен.
– Помолчите, – сказал я. – Так знаешь или нет?
– Как же не знать! – Овен постарался прорычать эти слова, хотя тонкий фальцет, которым наградил его генетический набор, мало для этого подходит. – Грязная свинья!
Это относилось к Колину.
Свинью как эпитет для Зейшельда я одобрил.
– Здесь ты прав, – согласился я. – Сперва он оставил на произвол судьбы твое движение, а затем и тебя самого выдал с потрохами.
– Мои соратники отомстят за меня, – уверенно произнес Овен, награждая Колина взглядом поверженного героя.
Я удивлюсь, если после казни Овна его приятели сделают нечто большее, чем разопьют пару банок пива.
Кажется, это называется нигилизмом, но я не уверен.
– Ты тоже можешь кое-что сделать, – сказал я. – Прямо сейчас.
– Что?
– Эта грязная свинья, – мне понравилось произносить это словосочетание, – кое-что скрывает.
Колин бросил на меня взгляд, в котором мольба смешивалась со злобой.
– Ты ведь не хочешь, чтобы ему это удалось? – осторожно спросил я.
Колин вскочил со стула.
– Послушайте, Амбрустер, – задыхаясь и проглатывая слова, заговорил он. – Это уже выходит за всякие
