которую ей предстоит сыграть, и она оказалась на пороге Шести Пилонов в доспехе из драконьей кожи, с мечом за спиной и выражением лица, которое бывает у готовой выстрелить пушки.
Несколько ударов, которые я сделал вид, что отвесил воительнице, произвели на Нандо много большее впечатление, чем сотня настоящих, адресованных лично ему.
Ожидание неприятностей действует на людей много сильнее, чем сами неприятности.
– Что же, – произнес я, и мой холодный взгляд провел по стенам особняка.
Так осматривает помещение оценщик, присланный реквизировать имущество за долги.
– Неплохой у вас домик, – произнес я. – Когда то был.
Я с размаха шлепнул Франсуаз по ягодице, затем моя рука скользнула ниже и сомкнулась на ее промежности. Девушка вскрикнула, причем непритворно.
Я проделал это, глядя даже не на нее, но на Гамбелу; так человек закуривает сигару, не прерывая разговор с собеседником.
Нандо поднял на меня глаза, и это было его ошибкой. Теперь он не мог найти повода, чтобы их отвести. Если бы у меня еще оставалась то, что называют совестью – или, по крайней мере, когда-то было, – то я бы пожалел этого беднягу.
Я приветливо улыбнулся, но мои глаза оставались такими же ледяными. Это очень приятное чувство, когда собеседник должен что-то тебе сказать, но не знает, что. И это пугает его еще больше.
Гамбела виновато хихикнул.
– Может, выпьем? – предложил он.
Он смутился еще больше, испугавшись собственной фамильярности.
– Вы проделали такой путь.
– Ладно, киска.
Я вновь хлопнул Франсуаз по ягодице.
– Тебе стоит ополоснуть рот, после тех ругательств, что я от тебя слышал.
Гамбела поспешил вверх по лестнице столь угодливо, словно собирался, по крайней мере, продать мне этот дом.
15
– Это обязательно? – в дикой ярости прошептала Франсуаз.
– Что? – спросил я.
– То, как ты себя ведешь.
– Нет, – честно признался я. – Но как весело.
Лестница оказалась скрипучей – ее давно не ремонтировали. Нандо Гамбела наверняка не знал, что лестницы в таких старинных домах, как этот, требуют специальной заботы, иначе на них недолго сломать себе шею.
Не удивлюсь, если именно этого он мне и желал.
Возникал вопрос, что я стану предпринимать, если в верхнем холле окажется большая компания. Но мне не пришлось ничего придумывать в связи с этим. Широкая комната оказалась пуста, если можно назвать пустым помещение, обставленное безвкусной мебелью и до краев залитое оглушительной музыкой.
Я не стал даже задумываться над тем, для чего служило это помещение десяткам поколений принцев Карпашских. Такие мысли слишком расстроили бы меня. Поэтому я ограничился тем, что сел на одну из разбросанных по диванам подушек и налил себе в стакан чего-то прозрачного из высокой бутылки.
Не имело большого значения, что это – я все равно не собирался пить.
Нандо Гамбела встал около меня, полусогнувшись с угодливой улыбкой. Он очень надеялся, что мне у него не понравится.
Я бросил взгляд на огромную стереосистему, в которой смог бы поместиться, пожалуй, целый воющий гиппопотам. И шуму от него было бы гораздо меньше.
– Киска, – коротко приказал я.
Франсуаз выхватила из ножен меч и одним, полным ярости, ударом разрубила на две части музыкальную установку. Нандо Гамбела хотел было выкрикнуть что-то, неосознанно, разумеется – разум подсказал бы ему смириться и заткнуть рот.
Демонесса взглянула на хозяина особняка с мрачным удовлетворением, и тот не стал развивать тему.
– Ну вот ведь стерва, – констатировал я, небрежно взмахивая рукой в сторону Франсуаз. – Я ведь просил только выключить.
Гамбела угодливо хихикнул.
Теперь следовало найти что-то, во что играют.
– Мило у вас здесь, – я взглянул на то, что плескалось в моем бокале. – Чертовски устал скакать по лесу. Хочется посидеть и расслабиться.
Не знаю, что думал обо мне хозяин особняка, но после этих слов он наверняка стал думать гораздо хуже.
