Я заметил колоду игральных карт, под грудой кассет с записью музыки. Я предпочел бы пятигранные карты кентавров, но и эта простая ромбовой формы колода полугоблинов тоже неплохо годилась.
– Вы приятный человек, Гамбела, – я встал и хлопнул хозяина особняка по плечу, проходя мимо.
Бедняга наверняка дал себе зарок больше никогда не быть приятным.
– Любите покер? – спросил я, лениво перетасовывая колоду.
– Нет, – поспешно ответил он.
– Я научу, – заверил я.
Широкоплечего слуги не было в комнате, и это было как нельзя кстати. Мне не пришлось просить Франсуаз вырубать его, под тем или иным предлогом.
Я вернулся к подушкам и, придвинув подходящих размеров столик, скинул с него журналы и пустые бутылки.
– А она, – с некоторым опасением спросил Гамбела. –
Его миндалевидные глаза скосились на Франсуаз. Девушка стояла, сложив руки на груди, с таким видом, словно раздумывала – а что еще разрубить на части.
Я коротко засмеялся.
– Она играет только в игры с переодеванием, – сказал я.
– Она актриса? – спросил простодушный негр.
Это замечание привело меня в восторг, и я начал сдавать карты.
– Актриса, – хохотнул я. – Слышишь, киска? Она еще та актриса.
Франсуаз стояла теперь за спиной Гамбелы, и на ее лице я смог прочитать красочную историю о том, что меня ждет, когда мы откланяемся.
Я уже начал опасаться того, что все проходит слишком гладко. Это значило бы, что скоро все полетит к чертовой матери. Но ситуация оказалась не настолько серьезной – и помеха моему плану тут же появилась на горизонте.
Дверь в конце комнаты отворилась. Она не была похожа на дверь, эта задрапированная занавесью ширма, но за ней скрывалась другая комната – по всей видимости, спальня.
То есть ее так использовали сегодня; настоящие спальни Карпашей вряд ли пришлись бы по душе жизнерадостному Гамбеле.
Девушка выскользнула из-за занавеси и вплыла в комнату с той грацией паруса, скользящего по волнам, на которую способны только полупьяные люди.
– Снежок, – проворковала она. – Ну где ты, Снежок?
В руке она держала полупустой бокал, а прозрачное неглиже распахивалось на груди так же, как у Гамбелы. В силу некоторых физиологических отличий это выглядело куда как более откровенно.
Роль халата, наброшенного на тело хозяина особняка, сразу стала более понятной. Я не мог найти в Нандо ничего, что могло бы оправдать подобное прозвище – разве что его любовь к кокаину, и решил, что негра окрестили Снежком по контрасту.
Как оригинально!
Девушка остановилась, взглянув на Франсуаз, моя партнерша ответила ей взглядом, коротким, как удар кулака.
Придя к выводу, что перед ней еще один предмет мебели, полупьяная девица поскользила дальше.
– Снежок, – заныла она. – Ну что ты так долго.
Она увидела меня, и ее взгляд оживился.
– О, – произнесла она.
Гамбела заволновался и начал ерзать на своем диванчике. Полупьяная девица полностью забыла о своем Снежке. Подойдя ближе, она опустилась ко мне на колени и дохнула в лицо запахом перегара.
– Какой красавчик, – мечтательно произнесла она. – Иди ко мне, милый…
Франсуаз подошла к девице строевым шагом и изо всех сил врезала ей по голове рукояткой меча.
Подруга Снежка скатилась с моих колен и устроилась где-то на полу. Полупустой бокал вылетел из ее рук и обдал девицу дешевым шампанским. Я пожал плечами.
– Девки, – пояснил я, обращаясь к Гамбеле.
Быстро раздав карты, я спросил:
– Что ставите?
Мой взгляд стал острым.
Не дожидаясь ответа, я вынул из-за пояса кошель золотых монет и отсчитал несколько.
– Тысяча золотых для начала, – произнес я.
Гамбела был ошеломлен, но я слишком глубоко погрузился в его дом и вечерние забавы, чтобы негр мог сейчас так просто послать меня к черту.
– Как скажете, – сказал он.
