возьми, я дал слово, что не буду больше звонить, но мне приснился кошмар и… дайте мне Сэма, будьте так добры!
Тишина.
— Кто говорит?
— Снова я, — сказал я виновато.
Она зевнула.
— Сэм сказал, что какие-то белые хотели вас убить.
— Ничего не вышло — они делали это спустя рукава.
— Я думала, вы шутили, когда звонили в прошлый раз.
— Видите, как мы иногда неверно судим, — сказал я елейным голосом.
Она снова зевнула.
— А который теперь час?
— Начало шестого, — пробормотал я.
— Вы должны поберечь себя, — посоветовала она.
— Постараюсь, — искренне пообещал я.
— Сейчас муж подойдет. До свиданья.
Если тебе удалось избежать неминуемой гибели, все становятся с тобой любезны!..
— Ну, чего еще? — Сэм не был столь дружелюбен, как его супруга.
— Извини, я кое-что забыл.
— Обычная история, другого от тебя ждать не приходится.
Я пропустил мимо ушей саркастическое замечание.
— Помнишь, я просил установить адреса по телефонным номерам? Удалось что-нибудь узнать?
Сэм засопел, прежде чем ответить.
— Один номер принадлежит Швейцарскому кредитному банку в Цюрихе. А другой — на квартире сотрудницы отделения авиакомпании 'Люфтганза' в Найроби. Ее зовут Ханна Беккер. Спокойной ночи! — И снова бросил трубку первый.
Ну ничего, я ему отомщу! Когда-нибудь так же швырну, но только не дослушав до конца и первой фразы.
Затем я набрал номер Ханны Беккер. Ответил сонный женский голос.
— Ханна? Доброе утро, — сказал я.
— Доброе…
— Что, Янос проснулся?
— Яноса здесь нет.
— Не скажешь, где мне его найти?
— Позвоните сюда днем, — ответила она. — Его вещи все еще у меня. Вечером он улетает в Европу.
Я застал ее врасплох, со сна она забыла о бдительности. Такой вот фамильярный, приятельский тон всегда дает желаемые результаты. Я продолжал наступление:
— А когда ты видела его в последний раз?
— Вчера. Он был у меня до восьми, потом я ушла на работу. Он собирался куда-то, сказал, что ему нужно встретиться с приятелем.
— С Гансом Мюллером? — спросил я.
— Не знаю. Послушайте, перезвоните попозже. Я вернулась за полночь и очень устала.
— Извините, что разбудил.
— А кто это говорит?
— Друг, — буркнул я и повесил трубку.
Парни Омари зададут ей вскоре еще множество вопросов, но для меня она не представляла интереса. Ханна Беккер знала про Яноса не больше того, что знаю я, а это сущий пустяк. Итак, мы в тупике: ни подлинного имени Яноса, ни его национальности, ни нынешнего местопребывания…
Я откинулся на подушку и задумался. Вэнс Фридмен, агент ЦРУ, мертв. Ганс Мюллер, никому не известная фигура, покоится на холодном цементном топчане в городском морге, а Янос, сыгравший решающую роль в гибели обоих, напуган до смерти и ударился в бега. Превозмогая боль в голове, я тужился распутать этот клубок.
С какого боку тут ЦРУ? Я допускал, что в этой истории замешаны 'красные бригады', но ЦРУ-то при чем?
Единственный человек, могущий пролить свет на эту загадку, был фон Шелленберг. Я поднялся с кровати, умылся, оделся и спустился вниз. Для желающих позавтракать уже распахнулись двери ресторанного зала.
Три чашки кофе помогли заглушить дерганье в затылке. Две таблетки аспирина, которым торговали в газетном киоске, разогнали туманную пелену. Я купил утренний номер 'Дейли Нейшн' и пошел на стоянку такси, чтобы ехать в полицейское управление. Откинувшись на сиденье, я развернул газету. Заголовки кричали о завершении сессии ЮНКТАД. Газета утверждала, что конференция увенчалась колоссальным успехом. Приняты сотни резолюций, подписаны различные документы, мировая экономика спасена от краха. Я пробежал первую страницу, потом остальные.
Высадившись на Харамбе-авеню в восемь ноль-ноль, я поднялся на шестой этаж, но кабинет Омари оказался заперт, зато дверь приемной была приоткрыта, и я вошел туда без стука. Секретарша помнила меня еще с тех пор, когда я служил под началом комиссара.
Она сообщила, что он уехал в международный аэропорт провожать президента Маврикия и вернется к десяти часам, так что у меня есть время на личные дела.
Я пересек Харамбе-авеню и, миновав Центр имени Кениаты, вышел к отелю 'Интерконтинентл'. День был сухой и жаркий, и у меня снова застреляло в голове. Пожалуй, надо показаться доктору, вот только с делами управлюсь. На затылке образовался отек весом в тонну.
Моя машина стояла на том же месте, где я ее оставил ровно неделю назад. Жара в кабине была несусветная, пахло горелой резиной и старой пластмассой. Пришлось распахнуть окна и двери и хорошенько ее проветрить. Двигатель завелся с третьей попытки. Я покатил на ближайшую бензоколонку, чтобы залить бак, проверить уровень масла и воды в радиаторе.
Потом я отправился к себе на квартиру. В ней был все тот же беспорядок, в воздухе висела тяжелая пыль. Я распахнул окна, проглотил еще две таблетки аспирина и, рухнув в кресло, принялся листать газету. На последней странице мое внимание привлек заголовок: 'ЮНКТАД плавно добирается до берега'. Не столь оптимистично, как на первой странице, отметил я про себя. В нижней половине листа была помещена фотография: знакомое лицо в очках, широкая улыбка. Под фотографией подпись: 'Д-р Уэллс откроет ирригационный объект'.
Меня словно током ударило, пот залил лицо, сделались липкими ладони. Вмиг все стало на свои места, и события прошедшей недели обрели зловещий смысл. Теперь я знал, почему погиб агент ЦРУ Вэнс Фридмен, почему едва не отправился на тот свет ваш покорный слуга Оливер Канджа. От сделанного открытия я остолбенел, не хватало воздуха, я жадно ловил его ртом.
Схватив телефон, я дрожащими пальцами набрал номер комиссара Омари. Он еще не вернулся, и секретарша не могла с ним связаться.
— Это вопрос жизни и смерти, — сказал я ей.
— Чьей жизни и смерти? — потребовала она уточнений.
Я обругал ее, повесил трубку и, набрав номер Сэма, в двух словах объяснил суть дела.
— Господи! — только и мог произнести он.
— Можешь ты разыскать шефа? — спросил я.
— На это потребуется время, — сказал он. — Пока он объявится…
— …будет уже поздно! — закончил я за него.
Я лихорадочно соображал. В моем распоряжении было меньше двух часов, и я принял решение.
— Я отправляюсь в 'Баобаб', — объявил я Сэму. — Передай это старику, когда его увидишь.
— Но как ты туда доберешься? — спросил Сэм.
Мне наконец представился случай ему отомстить, и я повесил трубку, но злорадства я не испытал.
