молоденьких, лет тринадцати-четырнадцати. Они дрожали от холода – только что вымытая кожа покрылась мурашками, но, кроме них, никому не было до этого дела.
Вокруг суетился маленький человечек, заглядывал между ног, хватал рукой за лобок, кричал, не стесняясь в выражениях. Потом кивал, шел к следующей. У третьей по счету девочки он возился особенно долго – она едва не теряла сознание от отвращения и страха. Человечек долго водил ладонью по ее промежности, потом сказал:
– Эту – брить.
Девочка заплакала.
Шедший следом невысокий старик тут же присел на колено, ухватил ее за ногу, дернул вверх, заставив поднять повыше.
– Не шевелись. И ногу держи ровно!
Недобрые руки в жестких седых волосах быстро ощупали несчастную. В пальцах у старика появился тюбик, блеснула безопасная бритва. За всем этим наблюдала здоровенная бабища, ухмылялась, изредка отпускала омерзительную шутку. Голос у нее был тот самый – визгливый и противный. За ее спиной подпирали стену два квадратных мордоворота. Они тоже не отрываясь смотрели на обнаженные тела, ржали, подталкивая друг друга локтями в бок.
В памяти всплывали кадры кинохроники. Все это выглядело похожим уже не на российские, а скорее на нацистские лагеря – помывка, интимная стрижка «материала». Выставленные голыми на поругание ухмыляющимся охранникам и омерзительному «парикмахеру» девчонки старались отвернуться, прикрыться руками, но к ним тут же подскакивал коротышка, хлестал по щекам, орал:
– Стойте нормально, шлюхи! Сейчас еще цветочки, ягодки вас наверху заждались!
Ошеломленные страшной картиной контроллеры не двигались. Человечек обернулся, заметил непрошеных гостей:
– А вы кто такие?
Савва шагнул вперед. Видимо, на его лице была написана такая ненависть, что коротышка даже отшатнулся. Попятился, испуганно прикрыв руками лицо. Потом махнул рукой охране:
– Уберите их отсюда!
Драки не получилось. Корняков перехватил качков жестокими ударами еще на подходе. Это скорее походило на избиение – через несколько секунд охрана валялась на изгаженном полу. Один ныл в голос и баюкал сломанную руку, второй лежал неподвижно с вывернутой под неестественным углом челюстью.
Артем тоже вошел в душевую. У крайней слева, худенькой и стройной, белобрысой девчушки при виде его загорелись глаза. Она радостно улыбнулась, потом, прижавшись к соседке, что-то зашептала ей на ухо.
Чернышов помнил ее: Майя, тринадцать лет. Она третьей согласилась дать показания против хозяев «Зеленого луча».
– Анафема! Всем стоять! – произнес он привычную фразу. – Я старший контроллер Артем Чернышов, – и, повернувшись к девочкам, добавил: – Спокойно! Вы под нашей защитой!
Недалеко от него на трубе сушилось заляпанное сомнительными пятнами покрывало. Артем сорвал его, подошел к перепуганным девчонкам, накинул на них. Двоим не хватило, пришлось стянуть дорогой пиджак, с трудом выбитый на эту операцию, завернуть их, дрожащих от холода, страха и стыда, в плотную ткань. Как раз хватило.
Такой неприкрытой радости в людских глазах Чернышов не видел еще никогда. Восемь девчонок смотрели на него с благодарностью, плакали и смеялись одновременно. Не в силах больше на это смотреть, Артем ободряюще кивнул и отвернулся.
Савва угрожающе стоял над коротышкой. Но тот больше не выглядел испуганным – он постепенно пришел в себя, во взгляде снова появилась наглость и самоуверенность.
– Ах, Анафема! – судя по всему, на него это слово не произвело обычного магического действия. – В гости к нам? Что же, очень-очень рад… Только зачем беспорядок, шум?..
– Ты кто? – прервал его Савва.
– Меня зовут Устенко Эдуард Андреевич. Я, тас-скать, финансовый директор, – усмехнулся человечек. – Всякие разные дела хозяйственные, решение проблем.
– Фи-и-инансовый дире-е-ектор, – протянул Савва. – Это в детдоме-то?
– Чего ж вы тут считаете, это какие деньги должны быть в детдоме, чтобы потребовался целый финдиректор? – фальшиво удивился Артем.
Устенко сделал вид, что не расслышал этой нотки в голосе контроллера. Он развел руками и сладко улыбнулся.
– Да, знаете, тас-скать, у нас много щедрых друзей. Меценатов. Да, меценатов. Они дают деньги нашему детдому. Вот и приходится… тас-скать, управлять хозяйством.
– Меценатов, говоришь? Будут тебе меценаты! – заорал Савва.
Корняков подскочил к Устенко, ухватил его за шкирку и шагнул в дверь, одной рукой тянул за собой ошеломленного финдиректора.
Наверху в вестибюле он швырнул коротышку в угол. Тот упал, задел головой ножку стола, за которой еще совсем недавно сидел сторож. Теперь он валялся рядом, связанный и с кляпом во рту. На эту роль прекрасно подошло фирменное кепи.
Устенко схватился руками за голову, зашипел от боли. Встретился взглядом с выпученными глазами растерявшего всю вальяжность охранника и зло выругался.
– Вам это с рук не сойдет!
Даниила почему-то нигде не было видно.
Снизу поднимался Артем, подгоняя перед собой женщину, – как оказалось, номинального директора «Зеленого луча» Инну Вольдемаровну. На самой последней ступеньке лестницы он остановился, заметив какое-то шевеление наверху. Три девочки боязливо выглядывали из-за перил.
– Вы под нашей защитой! – громко повторил Артем положенную фразу. – Оставайтесь на своих местах!
Финдиректор сидел на полу, приложив к затылку платок. Отнял, поднес к глазам и, увидев кровь, повторил еще раз:
– Вам это с рук не сойдет! Никому, ясно?
Корняков ощерился:
– Лучше подумай о себе!
– Что же вы, гражданин Устенко? – едва сдерживаемая ненависть послышалась в голосе Артема. – Зачем вы сирот-то?… Детей! – почти крикнул он.
Финансовый директор снова приложил платок к голове и усмехнулся.
– А что? Я им помогал на ноги встать, тас-скать… Чем плохо-то? А вы пришли, намусорили… – его взгляд скользнул в сторону слабо копошащегося рядом сторожа. – Теперь же что? Теперь к нам хорошие люди не пойдут?
– Ты чего, сволочь? Ты решил, что эта <…> будет продолжаться?! – выкрикнул прямо в лицо финдиректору Савва. – Да я тебя сам, своими руками сейчас порву!
Устенко едва заметно вздрогнул и отодвинулся от Корнякова. Но почти тут же на его лице возникла нагловатая усмешечка:
– Видели мы и не таких, и все как-то… Детям работа нужна, а хорошим людям… уважение. Вот детки им, тас-скать, уважение окажут – и все довольны. Небось, сами же к нам потом придете.
Савва побагровел. Его рука скользнула к наплечной кобуре. Артем перехватил ее и крепко сжал.
– Прекрати.
– Этот <…>ный козел!
Директор подпольного дома терпимости довольно наблюдал за контроллерами. Щерился, будто кот после сытного обеда.
Из левого коридора показался Даниил. Он шел, придерживаясь левой рукой за стену, в правой нес два ДВД-диска. Бледное лицо и заметно дрожащие руки выдавали смятение в душе, бывший инок явно пребывал не в себе. Увидев Корнякова и Чернышова, он направился к ним и протянул диски.
– Я… Там такое… Я зашел, а они там сидят и смотрят… А на экране… Дети… – деревянным голосом
