Он не видел лица Лейси, но представлял себе, как она закатила глаза, и прежде чем заговорить снова, подождал секунду или две.
– И это означает, что ты собираешься заняться сексом в будущем году, когда тебе будет пятнадцать?
– Боже, папа, вообще-то говоря, это совершенно не твое дело.
Он не стал объяснять ей, что это, конечно же, его дело. Хорошо уже то, что она вообще разговаривала с ним. Возможно, ему следовало бы поговорить с ней о противозачатных средствах. Но если он поднимет этот вопрос, не послужит ли это для нее толчком?
– Джессика уже это начала, – вдруг сказала Лейси, не отрывая глаз от воды.
– Что?
– Боже, я не должна была этого говорить. Ты ведь не расскажешь Ноле, правда? – В ее голосе слышалась мольба. – Пожалуйста, не делай этого! Джессика убьет меня.
– Конечно, я не скажу.
Сможет ли он сдержать свое обещание? Он должен постараться. Алек попробовал представить себе маленькую соблазнительную Джессику Диллард с кем-то в постели и не смог.
– И она… осторожна? – спросил он.
– Думаю, что да. – Похоже, Лейси была раздражена этим вопросом, и он решил не продолжать.
Они поймали вторую и третью макрель, прежде чем качка усилилась, положив конец всякому удовольствию от рыбалки, и Алек почувствовал облегчение, когда капитан развернул катер и направился к берегу. Большинство других рыбаков смотали свои лески и сидели просто так, а некоторые переместились в каюту, прячась от ветра, который разошелся не на шутку.
– Если нехорошо себя чувствуешь, нужно смотреть на горизонт, да? – спросила Лейси.
– Тебе нехорошо, Лейс? – Его самого тоже мутило.
Она укуталась поплотнее в свою ветровку и покачала головой. Начинался дождь. Он смотрел на капли в ее волосах, которые сверкали в свете, падавшем из каюты.
Лейси вдруг застонала и встала, схватившись за борт. Ее стало тошнить, и Алек встал рядом с ней, отводя густые волосы от ее лица. Он вспомнил, как делал то же самое для Энни, когда она носила Лейси. Тяжелейшая беременность, хотя Энни всегда говорила Лейси, что это были восхитительные девять месяцев, как будто пыталась обмануть собственную память.
Алек достал из кармана джинсов носовой платок.
– Давай пересядем в другое место, – предложил он.
Они сели на палубе, прислонившись к стенке каюты, хоть как-то укрывшись от ветра и дождя. Лейси выбивала зубами мелкую дробь, и он обнял ее, довольный, что она не протестует.
Где-то с другой стороны каюты стало плохо одному из рыбаков. При звуке его рвоты, Лейси всхлипнула и прижалась к Алеку.
– Папочка, – сказала она, – мне так плохо!
– Я знаю дорогая. – Он смотрел на горизонт. Сквозь туман можно было разглядеть вереницу огней вдоль берега и ни севере пульсирующий свет кисс-риверского маяка. – Смотри, Лейс, – сказал он. – Мы почти дома.
Она подняла голову, но снова со стоном уронила ее Алеку на плечо, и он крепче обнял ее. Он замерз и промок, к тому же ее могло вырвать прямо на его куртку, и тем не менее он давно не чувствовал себя настолько удовлетворенным.
Когда они наконец добрались до бухты, Лейси, пошатываясь, направилась к машине, а Алек нес за ней бачок с рыбой. Он поставил его в багажник «бронко», забрался на свое место и взглянул на дочь.
– Все еще зеленая, – сказал он. – Как ты себя чувствуешь?
– М-м-м. – Она прислонилась головой к боковому стеклу и закрыла глаза.
Пока они ехали домой, Лейси молчала. Она даже не надела наушники, и радиоприемник беззвучно покоился у нее на коленях.
Дома Алек поставил бачок с рыбой на кухонный стол и внимательно посмотрел на Лейси, которая снимала мокрую ветровку. Ее лицо было совершенно белым, кожа вокруг глаз – припухшей.
– Похоже, идея была не самой удачной, – сказал он.
Она бросила смятую куртку на один из стульев и открыла бачок.
– Ну, – сказала она, вытаскивая самую маленькую макрель, – Нолэ так будет счастлива.
Алек улыбнулся.
– Я побеспокоюсь о рыбе, Энни. А ты займись… Лейси развернулась лицом к нему.
– Я не Энни!
Она швырнула в него рыбой, и та, прежде чем с глухим стуком упасть на пол, задела его по щеке.
– Извини, Лейс, – сказал он.
– Меня тошнит от тебя! – Она развернулась на каблуках и гордо вышла из комнаты. Ее рыжие волосы вспыхнули в свете кухонного светильника.
Когда Алек проснулся, она уже ушла, и в доме витало ощущение пустоты. Он отнес рыбу к Ноле. Ее не было, но дом был не заперт, и он положил рыбу в холодильник и оставил записку на кухонном столе.
