– Война?
– Последняя ночь страсти перед боем.
– Офисная мебель?
– Работа допоздна с хорошенькой коллегой. Джули до того старалась – ей-богу, слышно было, как у нее скрипят извилины.
– Похороны?
– Вдовы. Красные губы, черные чулки.
– Аккумулятор в машине?
– Поломка на пустынной дороге. Останавливается другая машина, из нее выходит женщина.
– Ладно, дайте-ка подумать…
– Не старайтесь, не выйдет, – сказал я. – Куда бы вас ни занесло, мужская фантазия там уже побывала.
В этом я был абсолютно уверен: сам пытался что-нибудь придумать.
– Погодите, не сбивайте с толку. – Джули уставилась куда-то вдаль, перебирая варианты.
Ее тело полнилось удовольствием. Восторг разливался внутри, оживлял выжженные пространства, затекал в пустоты. Джули оживала на глазах. Она стала упругой и живой. Как будто мои бредовые эротические ассоциации снимали с нее ответственность за измену мужа. За его уход, за все разочарования. Она сорвалась с крючка. Я будто читал ее мысли. «Если все мужчины такие придурки, что может поделать одна женщина?»
Чем больше Джули думала, тем заметней хорошела. Изумительное зрелище. Вера в себя (в нужных руках) очень эротична, и в ту минуту Джули наконец ухватила ее за хвост.
А как же я? Честно? Что ж, если хотите правду, то мне было несколько неуютно, потому что карандаш в моей руке, самый обычный простой карандаш фирмы Штедтлера, вытворял странные штуки. Он вдруг сам собой завибрировал. Я придержал его свободной рукой, но он только еще сильней затрясся.
По карандашу пробегала сильная, я бы даже сказал, буйная дрожь. Как будто это был не обыкновенный карандаш, а пресловутая лоза в руке искателя воды. И ее как магнитом тянула неодолимая сила. Сила перетекала в мои руки, плечи, тело – все ниже, ниже, ниже…
Искатель воды сидит по-турецки за стареньким журнальным столиком и чувствует, как дрожит лоза, как ее неотступно влекут к себе подземные токи – там, внизу, под дорогим зеленым ковриком.
Супружеский застой? Какой еще супружеский застой?
Словом, на обратном пути Томас был мной недоволен. Очень недоволен. И это оказалось куда неприятнее, чем вы думаете. Маленький сердитый человечек сплошь и рядом еще хуже, чем большой сердитый человек. Наверное, потому, что концентрация эмоций в маленьком теле куда выше. Взять хоть детей, когда они истошно верещат на полу в магазине.
Томасу не понравилась моя живая реакция на трусики Джули. Он назвал ее «неэтичной». (Терпеть не могу это слово.) Еще сильнее он взвился, когда узнал, что, пока он поливал в саду гардении, Джули поделилась со мной своей главной задачей.
– Задача номер один: с кем-нибудь переспать? – переспросил он. – Я разочарован!
– Переспать с кем-нибудь симпатичным, – уточнил я. – Это совсем другое дело, Томас!
Я посоветовал Джули немного изменить цель, потому что иначе все было бы слишком просто. Тоже мне подвиг – переспать с первым встречным!
Даже после моего уточнения Томас глядел букой.
– Все равно! Вся работа псу под хвост! – Теперь у нее есть цель. Это уже кое-что, согласен? Лучше, чем ничего. Согласись, хоть кое-то начало.
Еще бы не начало! Томас все порывался подобрать для Джули какую-нибудь психоаналитическую стратегию. Он целую неделю учил меня азам целевого подхода:
– От этого зависит все, Арт. Весь смысл психотерапии в том, чтобы пациент достиг своей личной цели. Есть три простых шага: сначала пациент должен понять, что его не устраивает в самом себе, потом врач задает какую-нибудь цель, чтобы это исправить, а потом вы вместе продумываете шаги к этой цели – каждую неделю новый шаг. Когда первая цель достигнута, надо ставить следующую, и так постоянно.
Для меня все это звучало слишком по-улоговски, но Томас стоял на своем. Он считал, что нам надо соединить мою «врожденную способность к психоанализу» и в муках добытое им знание.
– Посмотри, как ты помог мне, Арт. Представь, что мы вдвоем сможем сделать для других.
По его плану я получал звание главного в команде. Шерифа правды.
– Звание говорит само за себя, Арт! Ты – хранитель личной правды каждого человека. Ковбойские сапоги – вот твое удостоверение. А я буду твоим заместителем. Здорово, да? Когда шериф и заместитель входят в город – берегись, брехня! Любой, кто пройдет наш курс, тоже станет помощником шерифа. Мы каждому выдадим звездочки. Как тебе?
Ну что, читатель, теперь вы неплохо меня знаете. (Возможно, даже лучше, чем мне бы хотелось.) Как по-вашему, что я подумал про его план?
Вот-вот. Угадали. Это самое.
Но Томасу нелегко было отказать. Рука не поднималась подрезать ему крылья, когда он только-только воспарил. Когда он встал на твердую почву (без своих бульдозеров), а взгляд его устремился ввысь. Особенно если учесть, что он уже заказал и получил новые визитки:
APT СТОРИ.
Шериф правды
ТОМАС КОРЕЛЛИ.
Помощник шерифа
В Великий План входили групповые занятия и посещения на дому. Короче, выше только небо. И еще у Томаса имелись очень четкие представления о том, что можно и чего нельзя. Клеиться к клиенткам – категорически под запретом. А жаль.
– Ладно, Арт. Придерживайся цели. Но я бы хотел сказать, что…
– Заглянешь ко мне пивка глотнуть?
– Да, спасибо. Я вот что хотел сказать…
– Славное холодное пивко. Самое то.
– Подожди, Арт! – Он опять разволновался. – Я знаю, что Улог не всегда на высоте как психолог. Но в одном ему не откажешь: он всегда ведет себя этично.
То есть после разговора о трусиках Томас решил, что я могу повести себя неэтично? (Опять это мерзкое словцо!)
– Уймись, заместитель! Я ей не нравлюсь.
– Пообещай мне делать только то, что нужно.
– То есть?
– Ничего не делать!
Пока мы добрались до мастерской, стало жарко. Я настежь распахнул оба окна, впустив внутрь приятный ветерок. Мы прикончили шесть баночек холодной «Короны». Томас все толкал воспитательные речи, а я устроился на скамейке и разбирал гору конвертов.
Я выгребаю содержимое почтового ящика от силы раз в неделю и вскрываю в один присест, обычно под пиво. Давно уже понял: если финансы в плачевном состоянии, хуже нет читать почту каждый день. По- моему, нужно беречь в себе оптимизм. Только он в состоянии вытащить вас из той дыры, в которую, судя по счетам, вы уже угодили. Как можно строить великие планы по утрам, если у тебя в заднице занозой сидят семьдесят пять баксов долга за свет? И такое чувство, будто тебе яйца защемило ящиком магазинной кассы?
Пока мы пили и трепались, ветерок шуршал страницами вскрытых писем, приподнимал их края, пытался подлезть под них и распушить всю эту груду. Хватило бы одного сильного порыва. А моим незаконченным шедеврам хоть бы хны – не желали даже шелохнуться. Бумажки на столе жили и двигались, а мои подвески застыли в пространстве. До чего же хреново! Если б только мне удалось расшевелить их и закончить! Тогда я смог бы их продать, сунул бы выручку в кассу и освободил свои бедные яйца.
– Галерея вольных художников! – Томас протянул мне конверт. – Не хочешь взглянуть, Арт? Звучит
