Надо торопиться, чтоб сегодня же закончить! Чтобы к вечеру… Блин, Лёха! Это ж, мать, ирония такая!
Спустя несколько минут два антиглобалиста уже ехали в трамвае, попрощавшись с мыслью добираться до общаги на своих двоих. Двуколкин с удовольствием подметил, что вагон весь грязный, что кондуктор зол, сиденья порваны, а пассажиры крайне недовольны. Увидеть эти вещи, как их обнаруживал Артём в своём романе, как давили на них все писатели, художники, все авторы любимой контркультуры, Алексей теперь считал изрядным революционным актом. «Всюду грязь, дерьмо, ложь», – произнёс он про себя. И поразился глубине сей мысли. Раньше, в бытность жителем Игыза, никаких подобных социальных обобщений он не делал!..
Артём молчал, всё думал о романе. Алексей смотрел в окно на город, почти ставший для него родным, на бессмысленно спешащие машины, мрачные дома, до половины скрытые рекламными щитами, и от скуки читал надписи на них: «Жажда подскажет», «Скушай Твикс», «Будь на связи». Возле светофора чей-то нездоровый ум додумался поставить банку колы в человечий рост. Невольно лезли мысли о том, как хорош, как чист, как честен был бы мир без всей этой рекламной ерунды, безмерных транспарантов («Сколько бы вышло портянок для ребят!»), без призывов днём и ночью купить Нечто, чтоб от этого стать Кем-то…
Алексеев глаз внезапно зацепился за довольно симпатичную особу. Она шла по тротуару мимо мега- банки с колой, отрешённая, духовная, протестная, с огромной рыжей шевелюрой. За спиной рюкзак с лицом одного символа Свободы, на ногах – решительные берцы, в руке – тубус. Алексей приник к стеклу. А вдруг это судьба?! И вот она уходит… Из трамвая к ней не прыгнуть, не подать сигнала, не позвать… Трамвай шёл быстро, девушка осталась позади. У Лёши защемило сердце. Кто она? Художница, наверно? И бунтарка… Девушка Аркадия? Двуколкин представлял её не раз. В той даме, без сомнения, красавице, чьё сердце отдалось соседу и чьего лица он даже не увидел (даже голос слышал только искажённым от волнения) для Алёши мысленно слились все правды, доблести, прикрасы… И образ самой Революции…
– Как ты считаешь? – спросил вдруг Артём. – Если попиарить Революцию с экрана телевизора – сработает?
– Не знаю, – отвечал Двуколкин.
– Думаю, сработает, – ответил сам себе Артём и снова замолчал.
Алёша вновь прильнул к окну, но рыжая Свобода уже далеко отстала от трамвая. Что она читает? Алоизия Омлетова? А слушает? Быть может, Ману Чао? «Эльфийскую рукопись»? Или музыку своих друзей- альтернативщиков? Возможно, курит травку. И когда она под кайфом, к ней, наверное, несложно подойти… Возможно, на досуге эта девушка нередко пикетирует посольства гадких стран, срывает глупые рекламные плакаты, борется за сельву Амазонии. «В этом мире есть живые люди! И мы победим!» – сказал Алёша про себя.
Но почему-то тяжело вздохнул при этом.
– «Мак-Пинк»! – громко объявил водитель через микрофон.
– Блин, докатились! – отозвался Алексеев друг. – Приехали вообще, блин! Это остановка раньше называлась «Тридцать лет Победы»! Что вообще такое!? Грёбаный притон – он что, пуп мира?!
Прямо за окном была Алёшина работа.
Это как-то сразу напрягло.
– Вот в этой вот столовке и забрали нашего Гургена, – продолжал Артём. – Ты был там? Мерзкое местечко! Лучше вообще не есть, чем есть там! Типа как «Макдоналдс».
– Да, конечно, – отвечал Двуколкин.
К счастью, он сумел сдержаться, чтобы не сказать: «Но ведь ты ел там, я сам видел!».
– Я не ел там никогда, – сказал Артём, как будто проникая в мысли Алексея.
– А скажи… – заговорил тот, прилагая все усилия к тому, чтоб голос не дрожал. – У наших есть предположения – кто предатель?
Литератор чуть подумал и сказал:
– Не знаю. Вероятно, кто-то не из тех, кто был вчера на сходке.
– Значит, есть ещё народ?
– Есть… Катька, потом девушка Аркадия… Ещё другие люди… Может, даже из Сети. Я мало кого знаю. Он сам держит связи.
– Кто? Аркадий?
– Да. Если он вчера так явно рассказал нам всю стратегию, то значит в нас – ну, то есть, в Вите, мне, тебе, Сергее, Жеке – он уверен.
– Я совсем недавно с вами…
В качестве ответа друг похлопал Лёшу по плечу.
– Ты наш. Мы тебе верим… Сам ведь понимаешь, что-нибудь скрывать в общаге от соседа, что живёт с тобой бок о бок, – нереально.
Алексей кивнул.
Он был как будто в безопасности. И всё-таки от заверения в доверии товарищей не стало лучше на душе. Нет, даже стало хуже. Стыдно ещё больше…
Двуколкин бросил полный неприятия взгляд на заведение, у которого они ещё стояли. И внезапно вновь приметил рыжую! Она опять успела поравняться с их вагоном.
Девушка всё так же вольно дошагала до дверей «Мак-Пинка», вытащила щегольской мобильник- раскладушку, на который для чего-то был подвешен розовый пушистик… Пальцы с ярким маникюром распахнули телефон, девица приложила «фичу» к уху, что-то там проговорила… А потом зашла в «Мак- Пинк».
Трамвай поехал дальше.
