получиться?
Толстой складывает салфетку, встает и выходит из-за стола.
— Получится, — говорит он, хлопает Степу по плечу и удаляется.
Степа смотрит ему вслед в крайнем удивлении. Потому что тут же после ухода божества к столу подлетает официант и подает Степе счет.
Папа так и не понял, что произошло. То ли Толстой забыл заплатить за свой обед, то ли проделал этот фокус нарочно. Но настроение было подпорчено.
А дальше стало еще хуже. Вернувшись на бульвар, Степа видит, что рядом с оставленной им на скамейке Дашей стоит лысый нищий в драной шинели до пят и солдатских обмотках. Размахивая руками, нищий говорит что-то Анечке. Анечка весело хохочет. Степа подходит ближе и узнает в нищем облысевшего в тюрьме, но по-прежнему бешено энергичного и самоуверенного Зискинда.
Зискинд еще не видит Степу, он читает Ане стихи Хармса:
И, заметив Степу, здоровается с ним крайне небрежно, будто расстались только что:
— Здорово, Николкин! Представляешь, Хармса и меня выпустили. А твоя дочка здорово на тебя похожа!
Степа ошарашенно молчит. А Зискин продолжает декламировать:
Папу в этот момент поразило не само появление Зискинда, а совпадение. Прямо подряд два человека забыли очень важные вещи. Толстой забыл заплатить за обед, а Зискинд забыл, что Анечка вовсе не Степина, а его, Зискинда, дочь. И оба раза было непонятно — то ли Толстой и Зискинд притворились, что забыли, то ли такая забывчивость — свойство настоящих больших писателей. Это было бы грустно, потому что сам пала не забывал ничего и никогда.
— Ты когда вернулся в Москву? — спрашивает Степа.
— Сегодня.
Анечка пищит от восторга и хлопает в ладоши.
— Где ты остановился? — спрашивает Степа.
— Пока нигде.
— Он думал, что ему здесь, в Доме Герцена, комнату дадут, — говорит Даша. — Но не дали.
— Говорят, что ни фига нет. Врут, конечно. Боятся, — говорит Зискинд и, хищно зыркая глазами по сторонам, поглядывает на проходящих по бульвару девушек.
— Ты можешь п-п-пока пожить у нас, — предлагает Степа.
В глазах Даши восхищение. Только восхищена она не Степиным приглашением, а Зискиндом.
А Зискинд все зыркает по сторонам и декламирует Хармса хохочущей Анечке:
и тихо спрашивает у Степы: — Слушай, Николкин, а действительно проституточки теперь все поголовно ходят в белых теннисных туфлях? Или мне только кажется?
— Д-д-действительно, — растерянно говорит Степа.
— Кстати о девушках, — продолжает Зискинд. — Я прочитал твою «Надежду». Полное говно.
И Зискинд, пока его опять не посадили, поселился в Шишкином Лесу и оставался там с мамой, когда папа уехал осенью в Сочи. В Сочи папа все время думал о маме и Зискинде и страшно мучился ревностью. Зато в Сочи он впервые увидел живого Сталина.
Октябрь. Вечера в Сочи уже холодные. На круто идущей в гору улице под проливным дождем стоит под зонтиком одинокий Степа и смотрит вверх, где высоко над скалистой стеной видна каменная балюстрада террасы, на которой под полотняным навесом за круглым бетонным столом, совсем маленький на таком расстоянии, спиной к Степе сидит Сталин.
