спортивном зале, да и противник по бою не размахивал огнестрельным оружием...
– Значит, не знал... А я уж решила...
– Что?
– Что ты с ними.
– Вот еще!
– Чем же это так пахнет противно?
– Какие-то химикаты... – меланхолически повторил Никита.
– Они отобрали деньги! Что им еще нужно?! – в сердцах крикнула Аксинья.
– Им свидетели не нужны... И руки марать не хотят, вот и скинули в эту клоаку в надежде, что сами здесь загнемся.
Голос Никиты оставался для Аси единственной связью с внешним миром: хорошо, что он такого приятного тембра...
– Как мне снять мешок? – снова запаниковала она.
– Ползи ко мне, я попробую зубами.
– Я вообще ничего не вижу!
– А ты ползи, если можешь, на голос, – предложил Никита.
– Так ты тогда говори чего-нибудь... Куда ползти-то?
– Мне что рассказывать? Сказку? Или свистеть? Нет, ты же не змея, чтобы ползти на свист... – И Никита принялся травить анекдоты.
Со стороны это выглядело абсолютным идиотизмом, но Аксинья под шуточки товарища по несчастью ползла на голос. Двигаться со связанными руками и ногами было очень тяжело. Казалось, змееподобные движения совсем не приближали к цели, а лишь выматывали последние силы.
– Боже... не могу больше...
– Давай, Ася, давай! Ну же, отталкивайся ногами... Ползи!
– Легко сказать...
– Да я вижу, что тебе нелегко, но ты старайся. Вот, молодец, еще метров пять...
– Я хоть правильно ползу?
– Да, четко на меня.
– Никита, я просто чувствую, что вляпалась в какое-то дерьмо. Что у меня под руками? Такое склизкое, холодное, еще какие-то камни, стекла...
– Ты меньше разговаривай... Береги силы. Не надо тебе знать, что у тебя на пути... Так, грязь да мусор. И потом, ты думаешь, я что-нибудь разгляжу? Здесь света нет, да и глаз у меня один заплыл, я говорил...
– Как же я хочу до тебя доползти...
– Я понимаю, меня многие хотят, – хохотнул Никита.
– Наглец...
– А ты – большая моралистка?
– Честь блюду, – вздохнула она и снова поползла, стараясь не обращать внимания на боль в затекших конечностях и нарастающее удушье.
Мешок на голове стал мокрым от пота и облепил лицо, перекрывая доступ хоть и не совсем свежего, но воздуха.
Спокойный, красивый голос Никиты направлял ее. Он продолжал сыпать прибаутками.
– Ты – молодчина, Ася! Осталось еще одно усилие... так, еще... Вот!
Аксинья лбом уперлась во что-то твердое и теплое.
– Что это?
– Это моя нога, ты доползла... Теперь поднимись выше, только аккуратно, сейчас не до секса.
– Меня сейчас стошнит от этих запахов...
– Вот этого не надо!
– Никита, а ты сам не можешь ко мне нагнуться?
– Я, к сожалению, не могу.
– Сейчас я отдохну, – прилегла Ася головой ему на ногу. – Так хорошо... Хоть кто-то живой и теплый...
– Пока да.
– Типун тебе на язык.
– А я вообще горячий парень.
Воцарилась напряженная тишина. Слышался только стук сердца – Ася не понимала, ее или Никитиного, – и где-то капала вода.
Ногу свело судорогой. Она собралась с силами и попыталась подняться.
– Всё, стой! – скомандовал Никита. – Нагни голову и не пугайся. Я попробую развязать веревки зубами и стянуть мешок.
Ася замерла и вскоре почувствовала горячее дыхание на шее и какое-то движение. Никита посопел, покряхтел... и еще сильнее затянул мешок.
– Как же это трудно! Подожди, сейчас... Ой, извини! Я не укусил? У меня что-то слюни текут, как у бешеной собаки. – Наконец-то он стянул мешок с головы Аси. – Тьфу! Ты свободна!
Ася не сразу рискнула открыть глаза. А когда, наконец, решилась, то поняла, почему ее «сокамерник» говорил, что она не много потеряет, если и не увидит окружающей действительности. Пленники находились в заброшенном колодце, напоминавшем сточную яму, куда уже успели свалить немало мусора и другой гадости. Здесь было много ржавых железных баков. В некоторых местах они прохудились, и оттуда просачивалась зловонная жидкость.
– Не нравится мне здесь, – прошептала она.
– Мне тоже, – усмехнулся Никита.
Ася, чуть не свернув шею, наконец-то посмотрела на него:
– Ого...
– Что?
– Выглядишь еще хуже, чем эти баки с химикатами.
– Я и чувствую себя не лучше.
От костюма Деда Мороза на Никите остались только красные шаровары и белая майка, которая стала уже кроваво-черной. Не осталось ни бороды, ни наклеенных бровей... Кровоподтек на скуле, синяк на шее и разбитая губа – это только то, что сильно бросалось в глаза.
Ася опустила глаза и замерла. У парня в боку торчала ржавая арматура.
– Что это?
– А... Упал на нее словно на шампур, поэтому пошевелиться не в состоянии.
– А встать с этой штуки? – с ужасом прошептала она.
– Я тоже связан и подняться не могу. То есть я пробовал, но не могу взлететь горизонтально, словно на ковре-самолете, а от любого другого малейшего движения у меня жуткая боль, я фактически теряю сознание.
Аксинья с ужасом заметила кровавое пятно в виде цветочка, расплывающееся вокруг штыря.
– Ты истечешь кровью...
– Да рана-то не опасная. Так, кожа проткнута...
– Как нас сюда спустили?
– Ну уж не на лианах из цветов... Сбросили, как собак, – шмыгнул носом Никита.
– Как же мы не разбились? – подняла глаза на высокие темные стены Аксинья.
– Наверное, горы мусора смягчили падение.
– Здесь есть крысы?
– При таких химикатах, думаю, нет. Или это будут крысы-мутанты. Сможешь встать? – спросил вдруг Никита.
– Для чего?
– Перегрызу веревки у тебя на руках. Не будем же мы безропотно ждать смерти?
Акробатический этюд – это не любимый конек Аксиньи, но ценой неимоверных усилий он у нее
