порядки»… Вы еще не знаете, какой он вредный! А я все равно сказала: нет! И вот к вам пошла. Прими от них! А в получку только распишешься, и все! Что я, дура, что ли?
Таня привела к шипорезу всех троих. Боков покосился на эталоны, пренебрежительно сморщил нос и махнул рукой.
— У меня обработка законная.
Остальные двое настороженно молчали.
— Придется расплачиваться, Боков, — строго сказала Таня.
— Не нравится — браковщика ставьте, — заявил Нюрка. — А эта трещотка, — он кивнул на Козырькову, —мне не закон. Актов не подписываю, иду к главному инженеру.
— Дело ваше, — все так же спокойно сказала Таня, — но и работу я не запишу. После смены явитесь на десятиминутку.
На десятимииутку боковцы не пошли. Едва кончилась смена, они, как ни в чем не бывало, направились прочь из цеха. Таня окликнула. Никто даже не обернулся. Тогда, опередив их, она стала в дверях, загородила выход.
— А на десятимииутку за вас кто пойдет?
Боков стоял впереди своей свиты, подбоченясь, с наглыми светящимися, как у кота, глазами.
— Идите сейчас же, — повторила Таня, — не задерживайте людей.
Нюрка потянулся, широко зевнул и с ехидной вежливостью проговорил:
— Передайте вашим людям, товарищ мастерша, большущий привет и скажите: мы их на тютельку не задерживаем. — Он изобразил на мизинце «тютельку» и добавил: — И разрешаем расходиться по домам. — Он повернулся к спутникам. — Мужики, пожелайте нашему мастеру спокойной ночи. Ну! Что надо сказать?
«Мужики», Рябов и Зуев, сделали масленые рожи и утробно загоготали.
— Значит, не пойдете? — не сдавалась Таня.
— Голуба, поверь, ну никак невозможно, — продолжал свою игру Нюрка.
— Бессовестные вы люди! — возмутилась Таня. — Браку нафрезеровали, смену подвели — и скрыться пробуете?
— Натурально! — согласился Нюрка. — Наша забота знать, сколько бумажек в кармашек ляжет! — он похлопал себя по карману. — А поскольку вы нас нынче на брачке купили, заработку нету и кушать нечего…
— Хватит трепаться, пошли! — Колька Зуев потянул Нюрку за рукав. Тот предупредительно поднял ладонь и шагнул к Тане.
— Ты, голуба, нам не препятствуй, — он подался вперед и, конспиративно прикрыв рот ладонью, сказал — Причина сильно уважительная — девочки в общежитии дожидаются. Ты расстроила, а они успокоят, накормят, бай-бай положат на подушечку: а-а-а-а…а! — пропел он, подперев рукой щеку, и прищелкнул языком.
Мишка и Колька снова расхохотались. Таня вспыхнула и, круто повернувшись, пошла прочь.
5
Август кончался, а дела на фабрике шли по-прежнему плохо. Перестройка системы контроля основательно затормозила работу цехов. План проваливался. И все-таки… Все-таки в настроении людей, в их озабоченности, в разговорах и в том хорошем ожесточении, с которым они работали, — во всем чувствовалось что-то такое, что еще недавно трудно было ощутить. Это было ожидание второго рождения давным-давно позабытой славы северогорских мебельщиков.
«Бои» за эту славу развернулись на двух фронтах. Одним была начатая перестройка, вторым — подготовка новых образцов мебели.
Еще недавно гарнитурный цех считался уголком, где старейшим было отведено сносное место для спокойного доживания считанных дней. Но теперь все знали: здесь рождалась и вот-вот должна была встать на ноги она, слава.
Образцы, однако, готовились много медленнее, чем хотелось всем. После того как «художественная» (так стали звать, ее на фабрике) бригада Ильи Тимофеевича принялась за них, Гречаник вдруг начал предлагать то одно, то другое изменение. То ему вдруг приходила мысль, что можно облегчить конструкцию стенки, то изменить крепление. Целые вечера, а то и ночи напролет просиживал он за расчетами в своем кабинете. Похудел. Почти перестал бриться, а в конце концов и вовсе отпустил себе бороду. Иной раз целую ночь проводил в цехе, когда там никого не было и никто не мешал. Комбинировал что-то, вычерчивал здесь же на листе фанеры… А утром Илья Тимофеевич находил приклеенную к инструментальному шкафику записку: «И. Т.! Прошу до моего прихода не трогать щиты и детали на верстаке слева. Проглочу стакан кофе и приду. Гречаник». А бывало и так, что утром Гречаника, с чертежами и метром в руках, заставал у образцов сам Илья Тимофеевич, который после подолгу ворчал, раздумывая над новыми изменениями:
— Вот неспокойная душа, всю ночь сидел, да и высидел на грех новую заковыку…
Но если его воркотню поддерживал кто-нибудь из бригады, Илья Тимофеевич сердился:
— Пораскинь-ка самоваром-то своим, какое из-за этой переделки после удобство людям получится! Он, между прочим, дельно, лешак, придумал! Ну и ничего, и переделаем! — урезонивал он то ли сам себя, то ли товарища. — А ворчать — дело нехитрое. Жучка и та умеет.
6
Сентябрь начался первым утренним заморозком. Солнце вылезало из-за Медвежьей горы, ярко- оранжевое, большое и чистое, словно умытое. Лучи его скользили по крышам и еще не грели, но под ними уже исходил легким парком иней. Он лежал сплошным белым налетом на ступеньках крылечек, на мостках, перекинутых через канавы. Остекленелая трава стала серой и неподвижной.
Дверь дома, где жил главный механик фабрики Горн, отворилась. Александр Иванович вышел на крыльцо, прищурился на солнце, сделал несколько энергичных гимнастических движений, довольно потер руки и сказал:
— Хорошо! Исключительно хорошо!
И как бы в ответ за дверью заскулила и заскреблась собака, которой очень хотелось, должно быть, увязаться за хозяином.
Горн цыкнул на нее, легко сбежал с крылечка и быстро пошел к фабрике.
Нужно было спешить. Осталось меньше суток до срока, назначенного Токаревым. Завтра в пять утра гидравлический пресс должен быть сдан.
Прошедшая неделя была для Горна, пожалуй, самой беспокойной и ответственной. Монтажники почти без отдыха возились с прессом. Гречаник торопил:
— Поднажать, поднажать, Александр Иванович! Первую партию щитов по новым образцам нужно запускать уже через две недели. Без горячего прессования ничего не выйдет… Каковы возможности?
Возможностей у Горна не было. Гречаник знал, сколько времени потеряла бригада в Ольховке. Но Александр Иванович, подумав, ответил:
— Возможности? Да, да, конечно… Вы сказали — через две недели? Ну что ж, через десять дней постараемся сдать.
— Серьезно?
— Вполне. Я шучу только триста дней в году…
Токарева это встречное предложение обрадовало.
В обкоме партии он дал слово, что в сентябре, как только поспеют образцы, фабрика начнет готовить узлы и детали для новой мебели.
Работа не прекращалась ни днем, ни ночью. Вместе с бригадой, засучив рукава спецовки, неутомимо
