копеечки! Татьяна Григорьевна, да это же здорово, черт побери! До чего здорово! Ха-ха-ха! — звонко рассмеялся он. — Вот что значит система! Я всегда говорил, уважаемая, всегда: научить бережливо обращаться с копейкой можно в первую очередь при помощи самой копейки…
История с Боковым настолько воодушевила Егора Михайловича, что он долго еще не уходил из цеха, изучая особенности и «белые пятна» новой системы учета. Алексей, к которому он подошел, спросил:
— Что это вы, Егор Михайлович, вроде не по расчетной части, а в выработку вникаете?
— Привычка, Алексей Иванович, привычка! — с улыбкой ответил Егор Михайлович. — Такой уж «копеечный» я человек, что поделаешь, — и снова рассмеялся. — А знаете, что мне в голову пришло только что, а? Все это можно упростить. К чертям эти маршрутные листы! Что, думаете, свихнулся старый лешак Лужица? Ого-го! Ничуть! И вот увидите, упростим! Пальчики оближете! Вот такой компот.
— А что вы, бухгалтерия, делать тогда станете? — пошутил Алексей.
— Да к вам на станок пойду, в подручные! — Егор Михайлович подмигнул Алексею и легонько подтолкнул его локтем. — Примете?
— А что? Такого фрезеровщика из вас сделаю, просто заглядение! Мне как раз сменщик требуется.
Егор Михайлович развеселился еще больше. Домой он пришел в редкостном настроении и даже притащил баночку сливового варенья, купленного по пути.
И, конечно, о последних событиях в цехе он рассказал Вале, упомянув между прочим о забавном предложении Алексея сделать из него фрезеровщика.
— Ты подумай, Валя, — говорил он, прихлебывая чай с блюдечка и выуживая ложечкой из банки крупные сливы, — бухгалтер Егор Лужица у станка! Да еще у какого! У умнейшего из умнейших среди всех ваших деревяшечных агрегатов, а? А потом когда-нибудь еще в изобретатели тоже попаду! Фоторепортеры приедут! Скажут: «Постарайтесь, товарищ Лужица, сделать умное лицо!» Вот задача-то, а? И — щелк! А в газете на другой день со страницы будет глядеть этакий усатый бронтозавр, и подпись внизу: «Егор Лужица за работой». Вот бы ты со смеху покатилась!.. Ты чего это пустой чай пьешь? Варенье бери, слышишь! Бери, а то настроение у меня испортится. — Егор Михайлович придвинул Вале банку, которую, увлекшись разговором, едва не опорожнил один, и сказал: — Нет, до чего же великая сила эта копейка в нашем социалистическом предприятии!
Валя сидела, так и недопив чай и не притрагиваясь к сливам. Она думала совсем о другом.
«Вот бы мне на станок… К Алеше… Ничего бы мне не надо больше. Ничего!.. Всегда бы с ним была…»
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
1
Художественный поток пустили только в декабре.
Пробную партию увезли в Новогорск, в магазины: оставалось решающее слово главного судьи — покупателя.
Быстро заполнялись книги для отзывов. Токарев, Гречаник, Илья Тимофеевич втроем объезжали магазины, прислушивались к разговорам, оценкам, спорам. А потом еще и еще обсуждали замечания на художественном совете…
И вот — все это позади. Поток заработал. Правда, заработал еще не в полную силу, целиком перейти на новую мебель сразу было нельзя, и поток, по существу, все еще оставался не слишком большой бригадой. Но гарнитурный цех стал тесен, и бригаду перевели в новое помещение.
Щиты для сборной мебели делали теперь в общем фанеровочном цехе. Потом их передавали в бригаду. Вот здесь-то и начиналось главное «колдовство». По двадцати дней щиты не уходили от полировщиц, которые полировали их, давали им «отдохнуть», чтобы уплотнился и стал прочным прозрачный и тонкий слой, и полировали снова и снова.
Больше всех придирались к отделке Илья Тимофеевич и Гречаник. Делая замечания, поправляя работниц, главный инженер рассказывал, как полируют мебель итальянцы.
— Знаете, — говорил он, — в мастерских они делают только деревянную часть, а полировать вещи увозят — куда бы вы думали? — в море! Да-да! Не удивляйтесь, именно в море! Чистый, лишенный пыли морской воздух позволяет сделать полировку исключительной!
Гречаник, еще никому не признаваясь, все больше убеждался в том, насколько удобна работа без контролеров. Он почувствовал это, видя, как девушки возвращали на склад Сергею Сысоеву щиты, в которых обнаруживали хотя бы малейший изъян, или как сборщики, подзывая кого-нибудь из полировщиц, говорили:
— Твоя работа?
— Моя, а что?
— Поры не затерла, вот что! А здесь прижгла, видишь? Бери и переделывай!
И приходилось переделывать.
Однако постоянные затруднения с контролем, возникавшие в станочном цехе, вызывали у Гречаника сомнение: приживется ли по-настоящему?
И все-таки… все-таки работалось ему теперь как-то совсем по-иному.
Бывает так. Стоишь на берегу широкой реки. Над нею плывут низкие свинцовые облака. Напористый ветер взбивает сердитые волны. И вода в реке темная, словно вся она нахмурилась, недовольная своей неспокойною жизнью, своим движением. Смотришь в воду — и самому становится холодно.
Но вот в какой-то неприметный просвет проглянуло меж облаков солнце. Лучи его упали на воду, и вода зажглась, засверкала, словно улыбнулась тебе: «Ну что ты зябнешь, что хмуришься? Смотри на меня, вот ведь я какая!» И ты уже улыбаешься, ты расстегиваешь пальто — тебе вдруг стало тепло. Оглядываешься вокруг — хочется поделиться с кем-нибудь неожиданной радостью, неожиданным светом. «Как хорошо!» — говоришь ты и жалеешь, что никого не оказалось рядом. А может, и есть кто-то? Может, это просто ты сам еще не решился высказать? Может быть. Но главное все же в том, что в тебе что-то переменилось, что ты знаешь: то же самое, что и ты, подумали сейчас все, кто вместе с тобою увидел этот радостный свет. И если даже вскоре снова спрячется на время солнце, ты не огорчишься, нет! Ты знаешь теперь: все равно оно здесь, рядом. Оно всегда было и всегда будет, и нет на земле сил, которые могли бы его погасить.
Осторожно пока, но уверенно входил художественный поток в жизнь фабрики. Кончалась смена, и повсюду только и слышалось: «Сколько дал сегодня художественный? Не слыхал, назначают туда еще кого?»
Илья Тимофеевич, обходя вечером цех, придирчиво оглядывал мебель и, теребя бородку, довольно приговаривал:
— Отрастают, видать, перышки-то… Вот она, слава-то наша. Полетит скоро!
2
— Алеша, можно вас на минутку? — позвала Валя проходившего мимо Алексея и остановила станок. — Не получается, вот смотрите. — Она показала испорченный брусок. — В четвертом шаблоне все время концы скалывает.
…Уже месяц работала Валя в цехе на карусельном станке, обучаясь искусству фрезеровщицы. Предложение, которое Алексей в шутку сделал Егорку Михайловичу, послужило Вале толчком, которого,
