Она установила на шпинделе две фрезы вместо одной. Отрегулировала прижимы, проверила настройку… Пустила компрессор. Палец ее замер на секунду в гладкой ямочке пусковой кнопки станка. Валя глубоко вздохнула, оглядела все еще раз и… нажала кнопку.
Такого волнения, такой тревоги и нервного напряжения Валя не испытывала еще никогда в жизни. «Неужели получилось? Прямо так, сразу, без всяких недоразумений?»
Стол фрезера начал второй оборот, и вот здесь… Валя ощутила где-то в шее, возле ключиц холодок оторопи: одна из ножек — верхняя в паре — поползла… Да-да, поползла под давлением фрезы. Секунда — и ножку вышвырнет из цулаги! Валю даже затрясло от страха. Не сводя глаз с уползающей ножки, она ощупью нашарила кнопку вдруг вспотевшими пальцами…
Станок стал. Валя села рядом, вытерла дрожащей рукою лоб. Успокоившись, переложила ножки, пустила станок снова, Нет! Не выйдет! Ножки упрямо выползали из-под прижимов. Валя растерялась.
Подошел Любченко. Он осмотрел станок, первые пары обработанных ножек… На болезненном его лице появилась радостная улыбка:.
— Валентина! Сама додумалась?
— Сама, да без толку, — огорченно проговорила Валя, показывая испорченные бруски.
— Ну, это пустяк, — успокоил Любченко. — Упоры торцовые повыше сделать, и только! Видишь? — он показал на крайнюю цулагу. — Туда и сталкивает фрезой ножку. Постой, сейчас сделаем!
И Любченко принялся помогать…
Был третий час ночи. Валя фрезеровала одну за другой закладки и не могла оторваться от работы. Спать не хотелось. Усталости не было. Только почему-то слегка кружилась голова, но кружилась приятно, как от быстрого захватывающего полета. Неистовая радость звенела, бушевала в Вале и чем-то теплым осторожно и нежно сжимала горло. Время шло, а Валя никак не могла оторваться от станка.
Кончилась еще одна смена, вторая сегодня для Вали. Цех опустел. А она все не выключала фрезер. Подошел Любченко.
— Да ты что, Светлова? Отдыхать надо.
— Сейчас… Еще немного осталось. Любченко покачал головой и ушел.
«Отдыхать… — думала Валя. — Да на что мне отдыхать?»
Уже наступил тот пустой час между ночной и утренней сменой, когда никого не бывает в цехе. Валя прикинула: успеет ли она за этот час кончить все, что осталось? «Вот бы хорошо-то было! — подумала она. — Может, подачу увеличить?»
Колебалась Валя недолго. «Поставлю на третью…»— решила она. Переключила скорость.
Дело пошло быстрее. Валя настолько увлеклась работой, что внезапно появившаяся в столе мелкая, как бы лихорадочная дрожь — правда, чуть заметная — не вызвала у нее тревоги…
Наконец Валя выключила станок. Все! Она удовлетворенно оглядела гору отфрезерованных ножек и только теперь почувствовала, что не осталось ни капельки сил. Невольно она прислонилась к литой колонне станины, прижалась к прохладному металлу щекой. И вдруг, обхватив колонну руками… поцеловала ее холодный безучастный металл. Отчаянно сконфузилась от этого своего порыва, оглянулась и… увидела Алексея.
Он приехал ночью. От Тани, которая только что пришла со смены, узнал, что фрезер приспособили для новой работы и что получилось неплохо, но застряли с другими деталями.
— Ладно, — сказал Алексей. — Я утром выйду пораньше, вместо вечерней смены, а Валя пускай так с пяти и выходит…
И вот пришел в цех.
И стоял совсем рядом с Валей.
— Ой! — Валя вскрикнула и, окончательно теряя силы, опустилась на свободный стеллаж, закрыла ладонями пылающее лицо.
— Валя? Работала, что ли?
Он подошел к станку и понял все. А Валя все сидела, закрыв лицо, словно боялась отнять руки. Алексей подошел к Вале.
— Мне ничего не сказали про сдвоенные фрезы. Вот молодцы-то, додумались! Таня, наверно, да?
— Я… — выдохнула Валя, поглядывая на Алексея сквозь чуть разомкнутые пальцы.
Он сел рядом, отнял ее руки от лица. Валя снова ойкнула и добавила, будто оправдываясь: — Любченко помог… ползло все вначале.
— Выходит, я зря и на работу шел? Ты уже все за меня сделала! — Помолчав, Алексей сказал, как почудилось Вале, совсем по-особенному: — Ну и молодец ты у меня, Валя!
И Валя вдруг заметила, что он внимательно разглядывает ее губы. Она быстро и машинально провела по ним тыльной стороной кисти и увидела на ней… темный, масляный должно быть, след. Видно, машинное масло попало как-то на колонну станка. Забыв про усталость, Валя вскочила и скорее, с невероятным усердием стала протирать станок ветошью. Это было очень кстати, потому что теперь Алексей не мог видеть ее лица, которое, как показалось Вале, отливает уже попросту клюквенным цветом. Чувствуя, как задрожали ноги от слабости, Валя с усилием подавила эту противную дрожь.
«Видно, здорово я устала все же», —подумала она, придерживаясь за станину.
Алексей с любопытством перебирал отфрезерованные стульные ножки. Валя улыбнулась.
«Зато ты теперь отдохнешь, Алешенька…»
А Алексей все перебирал, разглядывал и почему-то хмурился. Потом обернулся и протянул Вале одну из обработанных ножек.
— Взгляни.
— А что? — Валя взяла.
— Фрезеровка волнистая, замечаешь?
В самом деле, фрезерованная поверхность была неровная, в мелких волнах.
— Отчего это, Алеша? — Валю вдруг взяла оторопь: «Неужели из-за подачи?»
Алексей молча включил станок.
— Да ты на третьей фрезеровала!
— Ну да…
Не слушая Валиных объяснений, Алексей остановил станок и склонился, разглядывая фрезы. Потом снова включил. Взял Валину руку и приложил ее к колонне станка.
— Чувствуешь?
Колонна дрожала мелкой неприятной дрожью, от которой у Вали появился противный зуд в локте, в плече.
— Неужели… Шпиндель погнут.
— Алешенька… — Вале показалось, что даже пол пошел куда-то из-под ног. — Ведь я заметила, заметила, что стол дрожал, только я…
— Не огорчайся особенно, — начал успокаивать Алексей, увидев, что Валя даже в лице изменилась, — дело поправимое: шпиндель запасный поставим. А вот фрезы надо было тебе зубьями вразбежку, — понимаешь? Нагрузка меньше была бы.
Вале показалось, будто вылили из нее всю радость и наполнили взамен чем-то горьким и терпким.
— Ничего, — все успокаивал Алексей, — ты тут не особенно и виновата: дело непривычное…
— Нет! — с неожиданной решительностью сказала Валя. — Не успокаивай, не жалей меня! Работать как следует не научилась, так хоть виноватой дай мне себя по-настоящему почувствовать! Может, вот с этого-то и полагается жизнь начинать… Не успокаивай!
Она шагнула к Алексею и даже с какой-то гордостью повторила:
— И нечего меня жалеть.
4
