Березинский скинул испорченный пиджак, мрачно оглядел улыбающихся журналистов и предложил продолжить пресс-конференцию, нарушенную столь паскудным образом.
Разборку с хриплоголосым он отложил на потом, прикидывая, какую пользу можно извлечь из происшедшего.
Построенная во Франции двадцатипятиметровая подводная лодка имела полное водоизмещение в триста семьдесят тонн. Этого было вполне достаточно для того, чтобы передвигаться по разветвленной системе подземных рек, протянувшейся почти под всем Кавказским хребтом.
В принципе, лодка могла даже выйти в море. Ее прочный корпус был изготовлен из двадцатимиллиметровой стали, шпангоуты доходили до ста семидесяти миллиметров в высоту и до тридцати пяти в толщину, так что агрегат был способен опуститься на глубину в несколько десятков метров и самостоятельно всплыть. Подводный аппарат развивал максимальную скорость в девять узлов, чего с избытком хватало для передвижения по подземным карстовым тоннелям, где скорость течения редко превышает четыре километра в час. Запас хода у лодки был приличный, полностью заряженные серебряно-цинковые аккумуляторы обеспечивали бесперебойную работу двигателя на протяжении восемнадцати часов. К тому же в третьем отсеке стоял дизельный движок, предназначенный для плавания в надводном режиме.
Система управления была примитивна, но идеально подходила для тех условий, в которых выпало действовать гордости ичкерийского флота.
В носу и по обоим бортам располагались овальные иллюминаторы, часть из которых представляла из себя прожекторы. Экипаж лодки состоял всего из четырех человек. Капитан и штурман сидели в маленьком отсеке управления в носу и визуально следили за курсом корабля, имея в своем распоряжении пульт, с которого по электроцепям уходили команды к двигателю, рулям и компрессорам балластных цистерн. Механик и электрик находились обычно в последнем, четвертом отсеке и следили за техническим состоянием оборудования.
Второй отсек был грузопассажирским. В нем могли с комфортом устроиться десять человек, прихватив с собой до двенадцати тонн необходимых вещей, или разместиться три десятка раненых, что происходило нечасто. Подводный аппарат эксплуатировался в основном для нужд высших полевых командиров, и рядовому боевику путь на борт был заказан.
Девяносто девять процентов волков ислама, как именовали себя сепаратисты из армии независимой Ичкерии, вообще ничего не знали о лодке.
Их карма состояла в том, чтобы сдохнуть за идеалы, пропагандируемые Мовлади Удуговым – чеченской пародией на доктора Геббельса, – который сам никогда не участвовал в боевых действиях против федеральных войск и лишь выступал с речами, уснащенными цитатами из Корана и дикими призывами к масштабным террористическим актам. Мовлади был трусоват и с весны двухтысячного года прятался на территории Ингушетии, откуда видеокассеты с его высказываниями доставлялись в спрятанные под землей телевизионные студии центра Кавказ. Еще Удугов был большим любителем вброса информации через компьютерные сети, где на специальных сайтах размещались доклады об успешных боевых операциях ичкерийских воинов и приводились цифры потерь среди военнослужащих российской армии и милиции, обычно раз в двадцать превышающие истинные. Западные СМИ любили пользоваться данными Удугова, в результате чего раз в неделю на страницах немецких и французских газет появлялись материалы очевидцев, якобы своими глазами видевших разгром колонн бронетехники и лично считавших трупы солдат.
Подводная лодка была козырем полевых командиров в случае полного разгрома их банд.
На лодке высшее руководство Ичкерии намеревалось уйти в Грузию, а оттуда уже воздушным путем переместиться в Турцию, Пакистан и Саудовскую Аравию. Пока же в этом острой необходимости не было и аппарат использовался в основном для поставок новых партий оружия и отправки в соседнее мандариново-фундучное государство членов семей заслуженных или просто богатых боевиков.
Среди самих чеченцев специалистов-подводников не наблюдалось.
Потому командование лодкой взяли на себя двое русских, в помощь которым были приставлены два чеченца. Заодно они контролировали действия гяуров и имели приказ в случае чего перерезать глотки неверным. Как потом поступать с самой лодкой, оставалось загадкой. Этот вопрос так и не решили, понадеявшись на авось…
Капитан Александр Степановых сошел по трапу на деревянный пирс и присоединился к штурману Лазареву, наблюдавшему, как молодые чеченцы подносят к грузовому люку ящики с зенитно-ракетными комплексами Стингер. Маленький порт в глубине пещеры недалеко от грузинского села Шатилй жил обычной жизнью.
– Что, Паша, заканчиваем?
– Часа два осталось, – Павел Лазарев внимательно проследил за механиком Бесланом Хамзаевым, с деловым видом рассматривающим полупрозрачные пластиковые блоки новых аккумуляторов Icma. – Надо еще генератор проверить. Запашок-с. При полной нагрузке маслицем пованивает.
– Пусть Ваха проверит…
– Я лучше сам. Не доверяю этим черножопым. Обязательно что-нибудь не то сделают.
– Ну, как знаешь, – Степановых принялся набивать трубку. – Хотя правильно. Ваха в последнее время разболтался, крутым подводником себя воображает. Так и до беды недалеко.
– Точно, – согласился Лазарев. – Может, попросим Аслана, чтоб заменил этого придурка?
– Аслана сейчас нет. Только через две недели появится…
– Можно Шамилю сказать.
– Брось! Ваха родственник Шамиля, тот ничего делать не будет. Лучше Аслана дождемся.
– Тады я пошел, – Павел бодро вскочил с перевернутого ящика из-под снарядов. – Посмотрю генератор…
– Заодно левый нижний прожектор проверь. Тускловато работает.
– Лампу заменим, и все дела.
– Ты кабель сначала посмотри. Может, в нем дело.
– Хорошо…
Степановых чиркнул спичкой и принялся раскуривать причудливо изогнутую трубку, вырезанную из вишневого дерева. Впереди был шестичасовой переход, во время которого придется обойтись без табака. Система регенерации воздуха на борту лодки не предусматривала наличия в отсеках курящих. Хотя капитан не всегда соблюдал собственный запрет на курение, особенно в сложных ситуациях. Но на то он и капитан.
Паша Лазарев сам был не меньшим разгильдяем, чем Ваха Ахмедханов. Вместо того чтобы проверить электропроводку носовых прожекторов, штурман забрался в первый отсек лодки, откинул до предела спинку своего кресла и углубился в чтение очередного опуса Александры Маринкиной, носящего название Сто седьмая жертва. На очереди была еще одна повесть все той же плодовитой литераторши – Когда читатели плачут, – вышедшая совсем недавно и доставленная Лазареву с книжного рынка в Махачкале.
Так минуло два часа, остававшихся до отплытия лодки.
Игорь Рудометов змеей прополз под стелющимися по скале желтовато-зелеными побегами вьюнка, осторожно высунул из-за щербатого камня ствол СВУ-АС и принялся обозревать противоположный склон ущелья сквозь девятикратный прицел.
Рядом с ним послышался шорох, и на позицию выдвинулся Дима Славин.
Спустя десять минут внимание Рудометова привлекло шевеление ветки куста совсем рядом с полотном дороги, пролегшей по дну ущелья и скрывающейся за нагромождением валунов.
Игорь насторожился.
Куст рос на самой обочине. Его ветви с фигурными листьями даже частично вылезали на саму дорогу. Не намного, всего сантиметров на тридцать.
Рудометов толкнул локтем Славина.
– Дай бинокль.
Дмитрий перевернулся на бок и извлек из висящего на ремне подсумка шестнадцатикратный прибор фабрики Карла Цейса.
