Думала и так и эдак. Боялась Демида, сторонилась, а втайне грезила о нежданной встрече.
XIII
Остановились на ночлег на Маральем становище, километрах в пятнадцати от пасеки колхоза.
Когда Агния с Андрюшкой подъехали к стоянке, отряд Демида успел развести костер у холодноводного ключа.
– Давай, давай к нашему огоньку поближе! – приветствовал Матвей, шагая навстречу на своих длинных, как жерди, ногах.
Демид сидел возле костра и чистил рыбу. Мимолетный взгляд – будто сверкнула искорка во тьме и тут же потухла: Демид опустил голову и больше не взглянул на Агнию.
– Мы успели рыбы наловить, – сообщил Матвей: – Ленков и хариусов вытащили из Малтата. За каждого ленка, Агния, с тебя причитается по грамму золота.
– Не дорого ли берешь, Матвей Васильевич?
– Эге! Попробуй налови.
Андрюшка, разминая ноги, недовольно буркнул:
– Нужны нам ваши ленки и харюсы. Ешьте их сами.
– Ого! – Матвей уставился на Андрюшку, как аист на ящерицу. – Вот ты какой…
Агния тем временем расседлала лошадей. Матвей помог ей спутать их, отвел на лесную прогалину на подножный корм.
Андрюшка усердно таскал сухостойник. Он надумал развести свой костер – у чужого не греться, тем более – возле Демидова огонька.
Щупленький Аркашка Воробьев в брезентовом плаще, до того длинном, что полы тащились по земле, пригласил Агнию поближе к костру, но Агния, скупо поблагодарив, отошла к своим вьюкам и там помогла Андрюшке развести огонь.
Матвей сперва наблюдал молча, потом возмутился!
– Да вы что, единоличники или как? Негоже потакать парню, Агния. Он же тебе шагу не даст ступить. А по какому праву, спрашивается. Ты кто такой, Андрюшка? Тля, и больше ничего. Если поехал с геологами – держись плечо к плечу. Не сопи себе в воротник. Моментом затуши костер. Одного хватит на всю тайгу.
– Мне какое дело до вашего костра? – окрысился Андрюшка.
– Да ты на какой земле живешь? Соображаешь? Геологи мы… у нас такой закон: все за одного и один за всех. Ишь ты, единоличник!
Агния заступилась за сына, наотрез отказалась от наваристой ухи, чем вконец испортила настроение Матвею.
– Попомни, Агния: вырастишь еще одного угрюмого кержака. Наломает он тебе шею.
Демид поглядывал на Агнию от старой пихты. Стоял во весь рост, прямой и высокий, белоголовый, с черным кружком на глазу, в теплом бушлате и в болотных сапогах, и о чем-то думал. Может, осуждал Агнию? Смеялся над ее материнской слабостью? Пусть смеется! Он ведь не растил детей, да еще от разных отцов на глазах у всей деревни.
Но Демид совсем не о том думал. Агния, вот она рядышком. Подойти разве, поговорить? Плевать на Андрюшку. Надо бы ей сказать, Агнии, что он, Демид, совсем не тот, каким был когда-то. «Внутри у меня, кажется, все перегорело и потухло. Не могу я теперь навязываться к ней на шею. Огня из воды не высечешь. И ей нелегко будет со мной, и мне невесело. Так и сказать надо». И вдруг, так не ко времени, вспомнил распахнутые глаза Анисьи. Знал: не для него горит Уголек, и все-таки радостно, что на земле живет Уголек. «Эта Анисья теперь для меня, как заноза в сердце. С ума сошел!..»
Если бы Агния знала, о чем думал Демид!..
Легла ночь. Волглая и мягкая, духмяная, настоенная на таежной растительности. Низина наполнилась пойменной сыростью. Дым от костра не поднимался вверх, а стлался по земле.
Потрескивали еловые сучья. Агния глядела на раскаленные головни и никак не могла отогреться. Что- то знобило ее, точно она искупалась в ледяной воде. И сердцу больно, будто оно предчувствует беду. Вот он, в десяти шагах Демид; но Агнии холодно от такой близости. «Он меня совсем не замечает. И тогда в конторе, я потом на совещании, и на обсуждении маршрутов разведки сколько раз встречались и будто не видели друг друга. Может, он подумал, что я сторонюсь его? Хоть бы нам поговорить!»
Но как поговоришь, когда рядом недремлющий Андрюшка? Вот он беспрестанно подкладывает в огонь сухостойник. Оранжевые языки пламени жгут тьму. Чернеют конусы высоченных елей. Невдалеке фыркают лошади.
– В тайге еще много снегу, – бормочет Андрюшка.
Да, конечно, чем дальше заедут в тайгу, тем больше будет снега. Лошадей придется кормить овсом и прошлогодними вытаявшими травами.
Агния видела, как Демид забрался в спальный мешок и улегся рядом с Аркашкой.
«Вот и поговорили! – ворохнулась горькая мысль, оседая тяжестью в ноющем сердце. – Он таким не был. Совсем, совсем другим стал!.. – И легла на мягкую постель из пахучих пихтовых веток. – Завтра он повернет к Жулдету, а я к пасеке. Так и разъедемся. Навсегда, может».
Обидно и горько, а что поделаешь?
Высоко-высоко мерцают звездочки. Агния смотрит на них сквозь пихтовые лапы точно так, как тогда, давно, глядела сквозь сучья старого тополя.
