На обратном пути Мурат и Шаир решили заглянуть в школу. С трудом пробрались они через штабели досок, горы кирпича, глины и песка к дверям. В тихом и пустом коридоре, куда они вошли, пахло свежей сосновой стружкой и масляной краской.
Не успели ребята как следует оглядеться, как за спиной у них раздался строгий мальчишеский голос:
— А вам здесь что надо?
Мурат и Шаир обернулись. Перед ними стоял Садык.
— Проваливайте отсюда! — скомандовал он таким тоном, будто школа принадлежала только одному ему. — Ну, чего стоите? Проваливайте, говорю!
— А ты чего кричишь? Твоя, что ли, школа? — насупился Мурат.
— Не твое дело, — обозлился Садык. — Еще что-нибудь потеряется здесь... А папа не велел мне пускать посторонних!
«Папа» — это Токмолда, директор школы, и имя его много значило для Мурата и Шаира. Они переглянулись, засопели носами.
— Пошли отсюда?
— Пошли...
Ребята направились к выходу, но Шаир на мгновение остановился и сказал Садыку:
— Ты не ори!.. Мы ведь не воры... Мы ничего не возьмем...
Садык продолжал осматривать их с явным подозрением. Вдруг он схватил Мурата за рукав:
— Постой! Что у тебя в кармане?
Мурат вырвал руку.
— А тебе какое дело до моего кармана?
— Покажи!
— Не покажу!
— Гвозди украли.
— Нет, не гвозди...
— Гвозди!
— Отстань лучше, Садык...
— Покажи, что в кармане, а то не выпущу!
Мурат вытащил из кармана толстый шестигранный красный карандаш, сунул его Садыку под нос, словно для того, чтобы тот, понюхал его
— Вот тебе гвоздь! Видал? — насмешливо бросил Мурат и рассмеялся.
V
Как-то вечером, через две недели после начала учебного года, Токмолда задержался на работе дольше обычного. Он выглянул из окна на улицу, и брови его невольно сдвинулись.
На лужайке перед домом суетились школьники. Одни копали ямы, другие устанавливали столбы и вешали сетки для игры в баскетбол, третьи расчищали беговую дорожку. Никто не стоял без дела. Смех, оживленные голоса не смолкали ни на минуту. Среди мальчишек и девчонок был и преподаватель физкультуры Николай Трофимович. Он помогал ребятам.
Токмолда некоторое время наблюдал за ними и думал, что отставной старшина, видимо, решил построить около школы целую заставу. Токмолда не мог понять, зачем Николай Трофимович столько времени занимается этой спортплощадкой.

Директор окликнул школьного сторожа, старика Сайбека, и приказал немедленно позвать к себе учителя.
Сайбек — высокий, с острым подбородком, на котором, будто приклеенная, серебрилась жиденькая бородка с маленьким острым носом, послушно кивнул Токмолде, сказал «хорошо» и поспешил выполнить приказание.

— Тебя директор вызывает, — сказал он Николаю Трофимовичу, как мог, по-русски. — Марш быстро.
— Сейчас, — ответил учитель, но задержался, чтобы, объяснить ребятам, как распланировать волейбольную площадку.
Сайбек потянул его за рукав.
— Пошел. Пошел, тебе говорю... Скоро надо. Директор сказал, начальник сказал... Быстро.
Когда Николай Трофимович вошел в кабинет директора, Токмолда потушил о край стола недокуренную папиросу.
— Входите, входите, Николай Трофимович, — сказал он, протягивая руку. — Здравствуйте. Ах, да! Мы ведь сегодня, кажется, виделись. Надо поговорить. Садитесь, пожалуйста.
Токмолда расстегнул верхнюю пуговицу заплатанной рубашки, как будто она мешала ему говорить, прокашлялся и снова сел. Из полуоткрытого окна на его бритую, узколобую голову падали лучи заходя щего солнца, и она казалась от этого розовой. Токмолда ждал, когда Николай Трофимович сядет и, приготовившись говорить, сидел с полуоткрытым ртом, по привычке моргая глазами. Как только учитель физкультуры опустился на скрипнувший стул у директорского стола, Токмолда заговорил:
— Убейте меня, Николай Трофимович, если я что-нибудь понимаю. Что вы такое задумали строить около школы? Кончится это когда-нибудь или ученики без конца будут возиться? Вы же их просто изму чили!
Николай Трофимович не ждал такого разговора.
— Но ведь вы сами дали согласие, — возразил он.
— Да. Я согласился. Но разве я знал, что там ты так будешь мучить ребят? — Токмолда заговорил с Николаем Трофимовичем на «ты». — Я думал, что ты... что они будут строить это... как его... — директор никак не мог вспомнить нужного слова и стал жестикулировать. — Ну, стоит на площадках у школ... Два бревна и перекладина, и веревки болтаются... Как его называют? Турник, что ли?
— Турник-то турник, — ответил Николай Трофимович. — Но для настоящей спортплощадки надо еще многое сделать.
Желтовато-водянистые глаза Токмолды округлились от удивления.
— Дорогой мой! — воскликнул он. — Может быть, ты хочешь превратить школу в заставу, а учеников — в солдат, а?
— Причем тут застава? — нахмурился Николай Трофимович. — Школа есть школа, и здесь должна быть хорошая спортплощадка.
— Как тебя... Трофим... Э-э... Николай Трофимович, — умиротворительным тоном, желая найти с ним общий язык, сказал Токмолда. — Я знаю и другие школы в нашем районе. Везде эти самые столбы с перекладинами... Турники... И больше ничего! И с нас хватит этого. Поэтому ты перестань ребят мучить. Не надо.
— Но ведь надо вперед смотреть! — воскликнул Николай Трофимович. — Вы бы посмотрели на школы Москвы и Ленинграда!
Токмолда отвалился на спинку стула и, вздрагивая всем своим тучным телом, засмеялся.
— Интересный ты человек, — сказал он. — Как же можно Москву сравнивать с нашим захудалым «Кзыл шекаром»? У нас всего сорок домов, а в Москве!..
— Есть вещи, которые надо и можно сравнивать! — ответил Николай Трофимович. — Я не собираюсь сооружать здесь метро, а предлагаю построить при школе спортплощадку. И не хуже, чем в московских школах!
Видя, что убеждениями и уговорами на Николая Трофимовича не подействуешь, Токмолда решил переменить тон.