– Редкое откровение. Для меня ваше отношение ко мне – не новость. Вы не можете простить моего везения. И не надо лукавить, что я достичь ничего не могу. Быть ведущей одной из самых рейтинговых программ – не так уж и мало. Впрочем, я понимаю, что именно это вас и бесит. Вы стараетесь не замечать моих успехов. Именно вы в первую очередь всегда и ставили мне подножки и пакостили при первой возможности, каждым своим словом и жестом выражая классовую ненависть ко мне. О таких, как вы, еще Мережковский писал в своем «Грядущем хаме», выросшем из бывшего лакея...
– Я вас умоляю. – Кардиналов театрально воздел глаза к небу. – Только не надо давить меня интеллектом и устраивать здесь литературный ликбез. Да, не знаю, не читал и не собираюсь этого делать. Прекрасненько обхожусь без вашего Мережковского. И пожалуйста, не надо на меня вешать всех собак. Сейчас выяснится, что я во всем виноват и бросил Матильду в объятия Вольнова, который питал к вам самые нежные чувства. Да нет же. Матильда из тех людей, которые всегда добиваются своей цели. Она источает запах сильной рыбы. Мужчины слышат этот запах и плывут на него, чем бы они ни занимались до этого. Я слегка помогал ей, но в остальном все достижения – ее личная заслуга. Меня восхищают такие женщины, и я при всех это откровенно заявляю. Более того, могу заверить всех, что она не останется одна в столь трагическую для нее минуту. Я всегда буду рядом с ней, чтобы оттенять блеск этого бриллианта.
– Надо же, какая самоотверженность. Вы это так сообщили, как будто я на вас претендую. Боже избавь. Во-первых, я не хочу вонять рыбой, во-вторых, симпатия такого облезлого мухомора, как вы, меня совсем не прельщает, а в-третьих, Андрей Константинович, возможно, и питал ко мне нежные чувства, возможно, я бы на них и ответила, но только так уж получилось, что он познакомил меня со своим сыном. И все наши «нежные разговоры», которые вы здесь непрестанно поминаете, велись именно о нем, поскольку Андрей Константинович очень переживал разлад с Борисом, случившийся в последнее время, и не без вашего участия, о чем тут уже говорили. Он искал способ загладить свою вину, найти повод наладить отношения.
– С вашей помощью? – пытаясь иронией скрыть свое недовольство, спросил Кардиналов.
– И с моей помощью тоже, – ответила Маша. – Вас не устраивает, что через меня, или то, что, несмотря на все ваши усилия, Вольнов не собирался отказываться от сына и хотел с ним примирения? Или то, что он видел в нем своего преемника, подумывал отойти от дел и передать компанию Борису?
– Да у Андрея и в мыслях такого не было. Уж я-то знаю. Маша, у вас очень богатое воображение, – сделав вид, что не придал никакого значения ее словам, проговорил Кардиналов. Он, старательно выражая на лице беспечное спокойствие, протянул руку к бутылке вина, всем своим видом показывая, что у него есть дела и поинтереснее, нежели перепалка с этой юной самозванкой, совершенно не отвечающей за свои слова, а главное, не владеющей ситуацией.
– Не такое уж богатое. У тебя, Арнольд, выдумки побольше, – вмешалась Миркина. – Отлично придумал. Она, значит, получает все вольновское состояние по завещанию, а ты потом на ней женишься.
– Вы сами говорили, что есть разница между тем, что человек говорит и что делает, – не собиралась сдавать своих позиций Маша Сергеева, даже не заметившая реплики Миркиной.
Однако Кардиналов почему-то решил, что ему намного безопаснее отвечать Алле, нежели продолжать дискуссию с Машей. Возможно, его уже давно распирало желание сообщить всем о своих планах по отношению к Сорской. Тщеславие победило осторожность, и он стал обстоятельно объяснять:
– Это будет не скоро. Когда начнет притупляться боль от потери. На это требуется время. Когда оно придет, я собираюсь предложить Матильде стать моей законной женой. Не какой-то там гражданской сожительницей, а супругой. Она достойна более уважительного к себе отношения, нежели то, с каким сталкивалась раньше.
– Судя по всему, раньше все было не так уж и плохо, если она стала абсолютной наследницей, – опять прицепилась к нему Маша. – Что-то у вас сегодня в логике постоянные сбои.
Сорская, молча наблюдавшая всю эту сцену, поняла, что Арнольда занесло и он начал выдавать информацию, которая может дорого обойтись им обоим. Она всячески пыталась его остановить, наступала ему на ногу, толкала в бок, но, разгоряченный битвой с Машей Сергеевой, Арнольд был в таком зашоре, что ничего не воспринимал. Матильда стала лихорадочно соображать, что же делать? Но в конце концов поняла, что ничего не может придумать, и тем не менее начала свою импровизацию, не очень задумываясь, к чему она приведет. Главной своей задачей на данный момент Матильда видела спасение завещания, на которое было потрачено столько сил, столько терпения. Обо всем остальном можно будет договориться потом.
– Вы что, Арнольд Мартынович? С чего вы взяли, что я собираюсь замуж за вас или за кого бы то ни было? Я уже была замужем, хоть все и считают, что если брак не зарегистрирован, то он не действителен. Жили мы как муж и жена, бок о бок каждый день, и я поняла, что построение отношений – большой и тяжкий труд, когда надо идти на компромиссы, подчас приносить себя в жертву. Теперь же я хочу отдохнуть и насладиться результатами своего труда. Я стала богатой наследницей не для того, чтобы делить свое состояние с кем-то, а чтобы его приумножать. Самостоятельно.
Кардиналов вдруг опомнился, как-то сразу потух, обмяк, все краски разом слиняли с его лица.
– Матильда, как вы можете? Вы же говорили... – начал он было.
– Вот так и могу, – резко оборвала она его, глядя ему в глаза и призывая поддержать ее игру. – Вы только что с отвращением поносили наивность и доверчивость, в чем я с вами абсолютно солидарна. Однако вы не последовательны. Да мало ли что я говорила вам? Тогда была одна ситуация, а теперь совсем другая. Да, я вас использовала. Мужчинам очень нравится, когда их используют. Они испытывают от этого садистическое наслаждение. И я всегда рада доставить его им.
Кардиналов недоуменно и очень расстроенно смотрел на Матильду. Она с ужасом стала понимать, что все сказанное он воспринял буквально, считая, что она одним залпом потопила корабль его мечты, который он возводил несколько лет и только сегодня решил спустить на воду.
Арнольд Мартынович хотел, чтобы все увидели и поняли, что он вовсе не так прост. Что он мужчина, которого предпочли блистательному, несмотря на возрастную потертость, Вольнову. Что женщине важен не только внешний лоск, но и преданность, любовь и надежная защита. Он хотел, чтобы ему позавидовали. Внешне осудили, а в душе позавидовали. Но нет. Эта женщина так и не оценила его жертвенной любви. Он, как прежде, жалок и одинок.
– Значит, только использовали? – почти закричал он от бессилия и обиды. – Когда я был нужен, когда вы все время рыдали, жалуясь, как тяжело вам с Вольновым, тогда я был и очаровательным, и умницей, и единственным мужчиной, который мог бы привлечь ваше внимание.
– Штучка посильнее «Фауста» Гете получается... – злорадно прокомментировала Миркина.
– Арнольд Мартынович, что с вами? – Сорская не на шутку испугалась. Его как подменили, будто кто-то туго закручивал гайку и вдруг у нее сорвалась резьба. Шлюзы, сдерживающие огромные потоки воды, держались на одной этой гайке. И вот вода вырвалась наружу, и мутный бурлящий поток теперь уже не остановить ничем.
– Со мной? Все отлично. Обычное дело. Меня использовали, вытерли об меня ноги. Причем сделали это публично, выставили на посмешище. Дескать, сиди и знай место, старый дурак.
– Я этого не говорила, но, судя по вашему поведению, так оно и есть, – сквозь зубы процедила Матильда, испепеляя Кардиналова взглядом.
– Я, конечно, знал, что тебя в этой жизни волнуют только деньги, но что до такой степени... Что же это за продажность такая...
– Мама дорогая, пришел момент истины, – злорадно прошептала Миркина, боясь своим голосом привести Кардиналова в чувства и сбить его с пути, на который он ступил.
– Да заткнитесь вы! – прикрикнула на нее Сорская, отчаявшаяся достучаться до помутненного сознания своего покровителя, семимильными шагами переходящего в разряд покровителей бывших. – Арнольд Мартынович, что же это у вас за любовь такая? Чуть что не по-вашему, так вы меня уж сразу и в продажные девки записали?
– Психология нищенская, а потому продажная, – простонал оскорбленный поклонник. – Конечно, на панели ты не стояла. Цену себе знала, и знала, кому ее называть. Брала реванш за тяжелое детство, красивой жизни хотелось, такой, как по телевизору показывают. Самой пробиваться – кишка тонка. Вот и присосалась к папику Вольнову, а я еще и содействовал этому, как мог, чтобы бедной девочке помочь
