Нет, дергаться не будем. Идем дальше. И если не подкачали наши дорогие 'боги карты и секстана', то рано или поздно…
Что это? Ратьер? Смотрите внимательнее… Да 'швед' наш морзит, но не разберем пока… Ага! 'Храбрый' репетирует. Читайте!
— 'Справа по курсу маячный огонь!'
— Где? Не видно же ни черта!
— А от нас и рано, наверное…
— Дать сигнал по отряду: 'Боевая готовность!'
— Вон! Вон он — левее смотрите…
— Так… Да! Вижу! И это 'справа по курсу'!?? Да он же по носу практически… Смотрите все внимательнее, мало ли что… Борис Сергеевич должен опознать его. Он здесь не раз был. Правда приходилось ли ему в такой хмари ползать, не знаю.
— Семафор, Ваше превосходительство! С 'Гриффинсборга': 'Мыс Мисаки. Принимаю 4 румба к Весту, следуйте за мной'.
— Слава Богу… Я уж думал, что к Муротозаки вылезли, — не отрываясь от бинокля процедил Сильман, — а то пришлось бы сначала назад отползать, чтобы Ишиму обойти…
— Сигнал Коломейцову: выйти на левый траверз 'Храброго', дистанция пять кабельтов, удерживать место. И по всему отряду: скорость — двенадцать! Боевой порядок № 1!
Бог не выдаст — штурмана не подведут! За мной не пропадет, господа, коль живы будем. Кстати, если бы вышли точно посередине пролива, маяков в этом киселе могли бы и не увидеть. Вот чего я больше всего боялся — что будем блуждать в заливе и искать НАШ пролив. Теперь — все. Есть привязка. Теперь Кробовской выведет нас точно. Слава тебе, Царица небесная.
А ведь если такая хмарь и дальше продержится, японцы стрелять-то не смогут! Не увидят нас со своих высот просто… Эх, жаль наши транспорта быстрее не разгонишь! Но все одно — пока что расклад наш, господа офицеры.
****
'Тада-Мару' был довольно пожилым и видавшим виды небольшим трампом. Построенный в Филадельфии в самом начале 1890-х, он успел уже дважды сменить флаг побывав 'Форт-Дженкинсом' и 'Атабаской', до того как был куплен новыми хозяевами, и стал совершать регулярные переходы между портами тихоокеанского побережья Японии и новым местом своей приписки — Осакой. В дальние рейсы его не пускали из-за слабости машины и непропорционально большого угольного аппетита. Так бы и коптить ему небо в каботажниках еще лет пять-семь до честной отправки в утиль, но вмешалась судьба в виде комиссии из трех офицеров ВМС, которые неожиданно явились на пароход во время его захода на мелкий ремонт в Кобэ.
В итоге ветеран — углепожиратель из заурядного, ничем не примечательного трудяги превратился в корабль Императорского Соединенного флота! Под прежним своим именем и боевым флагом он был поставлен на бочках у самого входа в пролив Китан, прямо под обрывистым берегом острова Токушима, с которого смотрели в сторону Тихого океана вороненые стволы береговых батарей. Теперь он терпеливо и честно исполнял сразу две роли — нес брандвахтенную службу у пролива и был базой для снабжения и отдыха экипажей швартовавшихся к нему дежурных миноносцев. Мало того! Теперь он и сам был вооружен! На его баке, обращенном в сторону пролива Кии было установлено крупповское 88-мм орудие, а на крыльях мостика, специально усиленных по такому поводу, два мощных прожектора, таких же, что и на флагмане Соединенного флота — броненосце 'Микаса'! Ну, или почти таких же. Кроме того на 'Тада-Мару' был установлен аппарат беспроволочного телеграфирования. Предложение армейцев о соединении его со штабом артиллеристов района 'Тадошима' не нашло поддержки у моряков, которые считали, что если, в случае шторма например, пароходику придется срочно сниматься с якоря, лишнее электрическое хозяйство будет только помехой. Но главное! На корме парохода, там где были срублены фальшборты, был установлен минный аппарат, а в трюме под талями покоились три торпеды Уайтхеда к нему! Любая из них имела дальность хода больше чем до середины пролива, и вполне могла оказаться роковой для любого упрямца, не желающего исполнить приказ о немедленной остановке.
И хотя война с северными варварами грохотала где-то совсем далеко, 'Тадо-Мару' став боевым кораблем всей своей котлозаклепочной душей гордился таким поворотом судьбы. Чего нельзя было сказать о его новом капитане. Нет, вернее, командире — капитан-лейтенанте Йозо Ямасита. За неуживчивый характер, склонность резать начальству правду в глаза именно в том виде, как он, Йозо, ее понимал, а так же тягу к неумеренному общению с пивом 'Асахи', он, вместо того чтобы покрыть себя славой где-нибудь в Желтом море, сражаясь с врагами императора на корабле первой линии, вынужден был убивать время и душу на этой ржавой куче металлолома, мертво стоящей на двух бочках возле входа в Осакскую бухту.
Поначалу он еще не воспринял встречу с 'Тада-Мару' как бесповоротную жизненную катастрофу. Но тянулись дни, недели и месяцы, проходили в залив и из него суда и парусники, менялись под бортом дежурные миноносцы. Их командиры, добрые сердца эти лейтенанты, периодически пополняли его арсенал бутылок 'Асахи' во втором трюме (там было холодно, и пиво долго не портилось), и они же скрашивали и его досуг, вместе с еще тремя офицерами брандвахты.
За почти год стояния у пролива 'Тада-Мару' и скучающие возле него миноносцы не совершили ничего выдающегося, если не считать остановку и отправку к Вакаяме полутора десятков иностранных пароходов, пытавшихся по незнанию пройти в залив ночью. До сих пор все обходилось без стрельбы: суда послушно стопорили ход в лучах прожекторов, а неспешно подходивший к ним потом миноносец конвоировал нарушителей к Вакаяме и передавал с рук на руки такой же брандвахте, как и 'Тада-Мару', у которой, кроме миноносцев, гнездились еще и несколько таможенных катеров. Даже предупредительного выстрела делать не пришлось ни разу…
Нет, стрельбу с 'Тада-Мару' конечно слышали, когда раз пять или шесть за время его стояния у Токушимы, орудия на высоких скальных верках за спиной начинали бить в море: или по квадратам, или по предварительно установленным мишеням. Это был еще тот спектакль! Грохот, клубы дыма, гейзеры воды взлетающие в небо… Пару раз даже не так далеко от 'Тада-Мару'… Остановленное на время учений судоходство, высокое армейское начальство на брустверах батарей… Увы, весь этот праздник жизни оставался за бортом 'Тадо-Мару', если не считать периодических визитов в гости пары артиллерийских офицеров, с которыми Йозо был в приятельских отношениях — миноносцы периодически брали с собой в порт кого-либо из артиллеристов с острова. Это было быстрее, да и на обратном пути можно было прихватить кой-чего не опасаясь досмотра начальства: полежит день-другой у Ямаситы на 'пыхтелке', а там шлюпкой и заберем…
Да, вот именно так — 'пыхтелка' — прозвали армейские артиллеристы старый брандвахтенный пароход, болтающийся там, внизу, под грозными дулами их многочисленных орудий… Но уже наступило утро 10 ноября 1904 года, когда этот бывший трамп в своем первом и последнем бою нанесет атаковавшим Осакский залив русским кораблям урон больший, чем все полтораста стволов армейской береговой артиллерии. Утро того дня, когда имя его командира, капитан-лейтенанта Йозо Ямасита станет синонимом непреклонной воинской стойкости, встав в один ряд с именами таких героических воинов-самураев из средневековой истории страны Ямато как Мусаси Минамото или Тории Мототада…
****
— Местное время 9:07, Ваше превосходительство!
— Спасибо… Сомнений нет — это входные маяки на Авадзи и Токушиме. Сигнал по отряду: 'Атаковать согласно плану!'
— Наш сигнал принят. Истребители уже уходят вперед… Красиво побежали…
— Хорошо… Сколько до пролива, как вы оцениваете, Евгений Александрович?
— Мили четыре, не больше. И — смотрите — вон и берега уже видно.
— А посередине, это и есть пролив… Почему такие плоские, или это туман еще так низко висит?
— Так точно. Но он с каждой минутой поднимается. Прямо как занавес в театре. Красиво, кстати…
— Красиво то красиво, но нам сейчас не до красоты. Минут через десять-пятнадцать их батареи нижнего яруса уже смогут по нам работать… Сигнал на 'Сенявин' и 'Апраксин': занять позиции по плану!
