драконьим меркам, совсем еще ребенок. Ящер очень хотел выглядеть суровым и искушенным жизнью и все время пыхал огнем. То есть пытался пыхать – при каждом угрожающем «ха» из его пасти вырывался крошечный язычок пламени, а следом вытекала слабая струйка вонючего дыма.
Ренард махал ладонью, отгоняя пахнущий тухлыми яйцами дым, и поплотнее кутал нос и рот в шейный платок. В конце концов, они сговорились: дракон прокатит следопыта на закорках, а следопыт покажет недавно найденный в горах клад. На самом деле Ренард никакого клада не находил – он просто собрал несколько медных мисок, кастрюль и прочей посуды, начистил песком до блеска и решил, что в полумраке пещеры все это вполне сойдет за сокровища.
Следопыт назвал своего дракончика Дренаром – в честь деда, того самого, в доме которого провел детство, и дракон согласился сие имя принять. Тем более что настоящее свое имя он не собирался сообщать человеку.
Итак, дракон подставил шею, Ренард накинул на своего «скакуна» заранее приготовленную упряжь, положил на спину зверю свой плащ – сидеть на чешуе даже в кожаных штанах следопыту не улыбалось, и ребята – дракон и человек – отправились в путь.
Лететь было замечательно. Ничего прежде никогда… у Ренарда перехватило дыхание, едва он увидел с высоты тут же ставшие голубыми леса, реки, превратившиеся в тонкие синие ручейки – и на горизонте серебристый блеск морской глади.
Рен завопил от восторга. Но как раз в этот момент что-то не заладилось у юного дракона, и он стал стремительно снижаться. Макушки деревьев понеслись навстречу с угрожающей быстротой и, катастрофически увеличиваясь в размерах, вскоре превратились из игрушечных растений в вековых великанов, чьи ветки без труда могли выпустить незадачливому воздухоплавателю кишки.
Но все же Ренарду повезло – он сорвался со своего летуна и свалился в какое-то лесное озерцо. А Дренар взмыл в небо и исчез. Потом четыре дня следопыт брел неведомыми тропами, ориентируясь по мху на стволах деревьев (солнца в этом лесу практически не было видно). Медведь, встреченный на пути, удрал, потом пара волков долго наблюдала за путником, потом Рен едва не утонул в болоте, и наконец вышел к человеческому жилью – избушке на круглой зеленой поляне, точь-в-точь такой, в какой прошло его детство. На пороге сидели дед с бабкой (опять же дивно похожие на его собственных).
Это предательское сходство едва не сгубило следопыта. И хотя птичья косточка на груди дернулась и как будто клюнула его в грудину, Ренард не обратил на предостережение внимания и прямиком зашагал к избушке. Его встретили как родного, усадили за стол, выставили грибы и ягоды, вкусный, только что испеченный хлеб… Пододвинули поближе в глиняной миске творожок рассыпчатый. А подле поставили крынку с молоком, накрытую тряпицей.
– Кушай, внучек, кушай, родной, – шепелявила бабка, смахивая с морщинистой щеки мутную слезу.
И от этого «родной» защипало в носу, вдруг вспомнилось, что так и не побывал Рен в старой избушке у леса, с тех пор как покинул родной кров. Сколько же лет прошло? Пятнадцать? Двадцать?
Ренард вздохнул и потянулся, было, ложкой за творогом, как опять клюнула косточка, ущипнула так, что Ренард вскрикнул. И в тот же миг все перед глазами поплыло – лица стариков изменились, превратились в черные оскаленные пасти, руки скрючились и почернели, а на пальцах мелькнули и пропали огромные когти.
– А коровка у вас где? – спросил Ренард, с изумлением глядя на рассыпанный по столу творог, который буквально на глазах зеленел.
Старик ощерился, обнажая черные огромные зубы. Бабка зашипела.
Ренард вскочил и ринулся вон из избушки. Уже на пороге мерзкая лапа уцепила его за волосы, он вырвался, оставив солидный клок в руках лесной нечисти, выхватил меч – и обомлел. Избушка распалась, на ее месте явились два огромных зверя. Сам того не подозревая, Ренард угодил в гости к парочке лесных оборотней.
Разумеется, он бы не смог от них отбиться. Даже одного бы не смог одолеть – но как раз в этот миг раздалось хлопанье огромных крыльев, тень накрыла поляну, и с неба ястребом пал его Дренар. Дракончик пыхнул огоньком и хорошенько подпалил этим тварям шкуры. Оборотни ринулись в лес, а дракон преследовал их и жег огнем. На счастье, стояла сырая погода, и лес не загорелся, а вот оборотни сгорели дотла. К сожалению, спаситель следопыта, увлеченный погоней, больше не вернулся.
Ренард пешком добрел до ближайшего имперского города. Полумертвый от усталости он два дня проспал в общей комнате таверны, а на третий день его арестовала инквизиция. Несколько месяцев он отсидел в подвалах сего замечательного ведомства. В тюрьме у него была собственная маленькая каморка, отделенная от общей большой камеры частой решеткой. Там, за решеткой, на заблеванном и изгаженном полу лежали и сидели вперемежку женщины и мужчины, молодые и старые, и среди них – подростки и дети. Иногда являлись стражи и избивали арестованных, иногда кого-нибудь уводили. Ренарда дважды вызвали на допрос. Один раз спрашивали про его разговор в таверне – будто бы он говорил, что хочет проклясть Всевышнего и поклоняться Бетрезену.
Ренард ответил: «Все это выдумки и чушь!»
Инквизитор потребовал, чтобы арестант проглотил горящий уголь в подтверждение своей невиновности, Ренард отказался и предложил уголек проглотить самому инквизитору и тем самым подтвердить обвинение. Наглого обвиняемого поволокли в пыточную. Пока помощник раздирал ему руками губы, палач попытался просунуть в щель между зубов раскаленный уголь. Ренард зажмурился, стиснул зубы, превозмогая боль в раздираемых обожженных губах, и вспомнил прощание у часовни Всевышнего. Палач выронил уголь, а потом сдуру схватился за него голой рукой. После чего проверка на истинность веры закончилась, следопыта избили и вернули в камеру.
Во второй раз его вызвали спустя много-много дней. Стали спрашивать про Алкмаар, про народ, что живет в далекой пустыне. Следопыт рассказывал охотно – про обычаи в южных землях, про народ колдунов, про короля-жреца, его знаменитый магический скипетр и блестящую столицу Альзонию.
Спустя три дня Ренарда вызвали вновь, спросили, готов ли он взять в руки меч и сражаться за Империю и Императора.
На что следопыт ответил, что хотел бы прежде всего вернуть свой лук и колчан со стрелами, а также амулеты и деньги.
Ему вернули имущество, хотя и не все: золотые и серебряные монеты почему-то исчезли из хранилища, так же как исчез золотой браслет с синими камнями, подаренный королем Стурмиром. «Все это, несомненно, происки Бетрезена», – заявил инквизитор.
– А с кем воевать-то? – спросил Ренард, собирая оставшиеся пожитки в мешок и прикидывая, где можно будет вымыться с горячей водой и с мылом, прежде чем из подвалов инквизиции переселиться в казармы.
– С проклятыми. Порожденная Бетрезеном мразь открыла врата Преисподней! – взвизгнул в праведном гневе инквизитор.
– Ага… – хмыкнул Ренард. – Судя по всему, вы, ребята, плохо делали свою работу.
– Поговори еще, вернешься в каземат! – пригрозил инквизитор, что-то корябая на пергаменте.
Жители Империи уверены, что инквизиторы бродят по дорогам и сражаются с нечистью, истребляют ведьм и некромантов. Как же! Они туточки, за толстыми стенами, сидят за столом и вписывают напротив фамилии каждого: этого пытать водой, того – на дыбу, третьего жечь каленым железом. Ну, разумеется, пытать женщин и стариков куда проще, чем уничтожать демонов.
За все годы скитания по дорогам Ренард лишь дважды встречал инквизиторов, которые охотились именно на ведьм, а не пытались обвинить в колдовстве приглянувшуюся служителю сего тайного ведомства бабенку. Тогда его, еще совсем мальчишку, взяли проводником в небольшой отряд. Так вот, тогда ему воочию удалось увидеть, каково это – мериться силой с теми, кто поклоняется Бетрезену.
Вымыться Ренарду разрешили в монастыре – там на дворе паломников была большая выложенная камнем купальня, построенная на месте термального источника. Вода в купальне немного пахла серой – и Ренард, погружаясь в ярко-зеленую горячую воду, с печалью подумал о своем кратковременном полете на драконе.
Следопыта накормили тут же на подворье пресной кашей без масла, правда, для придания сил бывшему заключенному налили кружку крепкого выдержанного вина. Потом монахиня свела с его кожи многочисленные язвы и залечила разорванные и обожженные губы.
