более опасное.
– Вы кушайте, кушайте варенички! – уговаривала она. – С маслом или со сметанкой. Если хотите, я вареньица принесу.
– Ты будешь? – спросила Юля.
– Нет, спасибо. Не хочется сладкого.
Ганна промолчала, и только в ее глазах горел настороженный огонек. Не нравилась ей атмосфера в доме с тех пор, как здесь побывала эта… подруга. Ганна еще тогда почуяла неладное. А что сделаешь? Неужели Филипп Алексеевич… Нет! Он не такой. Это все она, змея! Даже имя у нее змеиное – Ксения. Будто не имя, а ядовитое шипение…
– Собирайтесь, поедем на речку, – сказал Филипп, ощущая себя плохим актером на сцене.
Алешка перевернул чашку с горячим чаем и разревелся.
– Чего-то он нервный сегодня, – озабоченно бормотала Ганна. – Не дай бог, заболевает. Он всегда так, сперва капризничает, а потом глядишь – температура. Вы уж его с собой не берите. Сами поезжайте.
Она по простоте душевной надеялась, что супруги побудут вдвоем, отдохнут, поговорят… авось, все на лад пойдет. Дело-то молодое! А она тут с Алешенькой сама управится.
– Хорошо, – согласился Филипп. – Пусть остается. Юля, ты едешь?
Он уже решил: если Юля откажется, поедет сам. Посидит с удочкой на берегу, среди камышей, успокоится, подумает. Природа словно бальзам лечебный – и утешит, и сил даст для дней грядущих.
– Ганна, собери нам корзину с едой, – сказала Юля, поднимаясь из-за стола.
Голос у нее был безжизненный, потухший.
«Ведь ничего же не случилось! – хотелось крикнуть Филиппу. – Не веди себя, будто на похоронах! Мы вместе. Видишь, я с тобой? У нас все будет хорошо».
Но он, конечно, ничего такого не сказал. Повернулся и пошел в гараж, за машиной.
На речку ехали молча. Юля смотрела на дорогу, по сторонам которой стояли тополя в пыли. Филипп вел машину, стараясь не думать о Ксении. Что, если бы это она сидела сейчас с ним рядом?
– Ты плохо спал? – спросила Юля. – У тебя усталый вид.
– Работы много.
– Ничего не хочешь мне сказать?
Филипп неопределенно хмыкнул, покачал головой. Ему вообще не хотелось разговаривать. Так хорошо было ехать, смотреть на серую, блестящую ленту шоссе, на туманный горизонт впереди и вспоминать фиалковые глаза Ксении… Черт! Да что же это такое? Он никак не может отделаться от мыслей о ней. Пытка какая-то!
– Ты уверен, что все в порядке?
Страдальческие нотки в голосе Юлии вывели Филиппа из себя. Она, кажется, выясняет отношения. Но ведь никакого повода он пока ей не дал.
– Юля, что тебя волнует? – несколько громче, чем следовало, спросил он. – Скажи конкретно. Если ты имеешь в виду…
– Я ничего не имею в виду! – обиженно перебила Юля. – Просто я вижу, что ты… ты изменился. Стал другим. Молчишь, думаешь о чем-то. Может быть, у тебя какие-то неприятности на работе?
– На работе все идет отлично. Но я действительно чувствую усталость. Наверное, сказывается большая нагрузка. Давай не будем больше говорить об этом. Просто отдохнем. Ладно? Посмотри, какая красота…
Филипп свернул на проселочную дорогу, ведущую в молодой сосновый лесок, за которым открывалась поросшая ивами низина. Между ивами неторопливо текла речка. У берегов воду сплошь покрывали листья и бутоны лилий.
– Остановимся здесь?
Юля согласилась.
Они съехали почти к самой воде. У речки пахло илом и водорослями. Сквозь мутноватую воду видно было, как снуют туда-сюда маленькие рыбки.
Филипп достал удочки; Юля расстелила покрывало, улеглась и старалась наслаждаться отдыхом. Прохладный ветерок шелестел листвой, гнал по небу мелкие облачка. Юля приподнялась и посмотрела на Филиппа. Он закинул удочку и стоял по колено в воде, наблюдая за поплавком. На другом берегу, в камышах, сидел еще один рыбак.
Юля вздохнула и снова легла. Разговор с мужем оставил неприятный осадок, окончательно испортил настроение. Она не понимала, почему придает такое значение каждому нюансу в поведении Филиппа. Может, потому, что слишком долго мечтала о таком мужчине, как он? Полюбила его всем сердцем и теперь боится потерять? Незаметно она погрузилась в воспоминания. Вот Филипп ждет ее после работы с букетом цветов… вот они идут в театр… вот они целуются в темноте сквера… вот… О нет! Все было так сказочно, так неправдоподобно чудесно, что по всем законам не могло долго продолжаться.
«Откуда у меня это предчувствие разлуки? – спрашивала себя Юля. – Откуда эта тоскливая, отчаянная безнадежность? Неужели так выглядит начало конца? А как же Алешка? Как же мои мечты о счастье?»
– Мне надоело ловить, – сказал Филипп. Оказывается, он уже стоял рядом с ней с ведром, в котором плескались несколько мелких карасей. – Плохо клюет. Развести костер?
Юля кивнула и нехотя поднялась, прошлась по берегу. Ей ничего не хотелось, ничто ее не радовало. Вернувшись к машине, она увидела дым. Филипп развел огонь и теперь рубил толстые ветки, чтобы подбрасывать их в костер. Чищеная рыба, готовая для ухи, уже лежала в котелке.
Филипп достал бутылку пива, подошел к жене.
– Будешь?
Она отказалась. Оба чувствовали барьер, который вдруг возник между ними. Еще пару недель назад они были самыми близкими друг другу людьми. А сегодня… Как такое случается? Какие невидимые пружины приводят в движение страшный, неумолимый механизм отчуждения?
«Сумеем ли мы преодолеть это?» – подумал Филипп.
Глава 12
Иллариону Гусарову опять звонили из издательства, спрашивали, не придумал ли он наконец название для своего романа. Торопить писателя и давить на него не решались, зная, кто является его покровителем. Не дай бог, господин Шахров что-нибудь не так поймет! Поэтому директор издательства разговаривал с Гусаровым исключительно вежливо.
– Книга готова к печати, – сообщил он. – Художник заканчивает работу над оформлением обложки… Разве вы не хотите поскорее увидеть свой роман изданным?
– Я все понимаю, – оправдывался писатель. – Но пока ничем помочь не могу.
Издатель в сердцах бросил трубку, а Илларион погрузился в мучительные раздумья по поводу названия. Нужная идея никак не приходила ему в голову. По ночам он выходил на балкон и подолгу всматривался в черное, полное звезд небо. Может быть, оттуда на него снова снизойдет благодать? Наконец Гусарова осенило: он будет открывать наугад страницы романа и найдет там подходящую фразу! Илларион тут же бросился к рукописи…
–
