— Зачем врать? Аграгос — больше никуда…
Горькую весть услыхал Ефрем, а лихой старичок рассмеялся.
И понеслись они дальше — по степи…
Растянувшись на земле, спал Ефрем непробудным сном, пока Крот обучал директора и Людмилу Петровну сидеть на конях. Прокатил старичок и Асю с Маратиком. Потом варили кашу из фаэтовских концентратов, готовили чай, а когда проснулся Ефрем — сели ужинать. И все долго слушали рассказ Ефрема у теплого костра. Крот ушел под землю на ночное дежурство. А рано утром старичок всех разбудил и богатырским свистом позвал коней, которые паслись ночью на далеких лугах.
Крот сказал, что с детьми он не отправляется в дальнее путешествие без молитвы. Отошел ровно на десять шагов, пал на колени, вырвал из бороды белый волос и пустил его по ветру. Потом запел на своем языке.
Услыхав песню, Ася приблизилась к старичку и стала слушать. Крот подал ей знак, она опустилась рядом на колени и тоже запела красивую мелодию без слов. А Крот произносил слова, которых никто не знал:
— Лабула, ла-ла-ла, лабула — лабула. Ла-ла-ла, лабула, ла-ла-ла…
Тут вернулись кони. Кончилась молитва.
Ефрем приказал собирать рюкзаки. Он шепнул Асе:
— Зачем ты с ним пела? Бес его знает, что он там колдовал.
— Дядя Ефрем, это очень красивая мелодия, — возразила Ася.
— Китайская, что ли?
— Красивая мелодия.
Ефрем не знал, как на это возразить, и промолчал.
2
Впереди скакали Утяев с Маратиком и Людмила Петровна, которой Ефрем подарил свои брюки от нового костюма, приобретенного в Желтом Дьяволе. А следом не отставали Ефрем с Асей и Крот. Ефрем дивился, что кони сами знают дорогу.
Утро было зябкое, небо — серое. Ефрема беспокоила вчерашняя молитва старичка.
— Слышь-ка, дедуля, — крикнул он скачущему рядом Кроту. — Переведи мне по-русски свою песню.
— Какой?
— Ну, молитву.
— Нельзя, — сказал Крот и отвернул лицо.
— А ей?
Ася держала в руках повод и смотрела вперед, прижимая голову к груди Ефрема.
— А ей? — повторил Ефрем, кивая на Асю.
— Ей не надо.
— Почему это?
— Она и так все понимай.
— Понимает, как же! Откуда ей понять, — усмехнулся Ефрем.
— Пустыня карает плохой людей, а хороший не может дождаться.
— Между прочим, дедуля, я не считаю себя плохим человеком. Признаюсь по секрету, Ася и вовсе у нас золотая. Вот при ней говорю.
— Ты очень хороший человека. Ася тоже хороший.
— Коли так, отчего же нам тут плохо?
— Пустынь не отпускай вас.
Ефрем от удивления по привычке присвистнул:
— Вона тут что, братец ты мой. — И добавил, подумав: — Ну и хитрец же ты, дедуля. Мощно агитируешь.
— Я так и зная. — И Крот пришпорил коня, решив догнать директора и Людмилу Петровну.
Ася первая увидела, что впереди показались горы.
Пожалуй, Людмила Петровна была возбуждена больше всех, она удивилась своему подвигу.
— А все-таки страшно, — говорила она, поеживаясь. — В три часа перемахнуть через такие горы.
— В брюках, Петровна, ничего не страшно, — смеялся Ефрем.
— Как говорится… э-э-э… — добавил Утяев и отдал Кроту повод от своего коня.
А Маратика с трудом сняли с лошади, он хотел еще покататься.
Наконец Крот отвел в сторонку всех лошадей и, вернувшись к людям, сказал:
— Час прощанья, дорогой друзья. — Он протянул руку по направлению дороги. — Там последним холмом будет Аграгос… Вас ждет ваша судьба. Пусть ничего худого с вами не случайся. — Он дважды ударил посохом о почву. Тут же возникла воронка, и оттуда вылетел, будто кем-то подброшенный, знакомый мешочек с деньгами. Крот поймал мешочек и протянул Ефрему. — Держи. Деньга мой не надо. Я брала проверить твой доброта. — Он всем поклонился. — Прощай, люди! — Потом ударом посоха закрыл воронку и неторопливо пошагал к лошадям.
— Удивляюсь, — сказала Людмила Петровна, глядя вслед старичку. — По доброй воле совершить такое трудное путешествие.
— Пожила бы ты, Петровна, всю жизнь в земле, тогда б его поняла…
Они махали руками, прощаясь, и глядели до тех пор вслед старичковым лошадям, пока те не превратились в черные точки.
И никто не заметил, что Асины глаза были полны слез.
С холма, поросшего редким кустарником, они увидели не город, а огромное болото с кочками, окруженное Двумя рядами пушек.
— Неужто обманул нас Крот? — удивился Ефрем.
Подумав, он опять решил сходить один в разведку. Приказав друзьям укрыться за кустарником, он, отдал Утяеву свой рюкзак, переложил пистолет в боковой карман и пошагал вниз по дороге.
Ася провожала его грустным взглядом — на этот раз ей не хотелось, чтоб дядя Ефрем уходил…
И предчувствие ее не обмануло. Два часа они просидели, удобно разместившись за кустами. Приближался вечер, Дядя Ефрем не возвращался.
Утяев, сначала следивший за дорогой из-за кустов, выпрямился во весь рост и, уже ничего не боясь, стал изучать окрестность.
Безлюдная дорога вдали вновь взбегала на холм и обрывалась. С вершины, как со стартовой площадки, сорвалась стая ворон. Утяев понял, что последний холм за которым начинался прямой спуск к озеру, был тот, где вороны, а не этот, где они укрылись. И там, наверно, блиндажи, пушки. Пока Утяев лишь видел их справа и слева от холма, на котором обрывалась дорога, — черные пятна размером чуть побольше вороньих гнезд, и чудом висящие над ними пестрые шатры с отверстиями, похожими на бойницы. Шатры были равномерно удалены друг от друга на двести-триста метров и тянулись до горизонта действительно двумя цепочками. Утяев подумал, что вряд ли это все-таки пушки, вполне возможно, что Ефрем ошибся. Не за этим ли Аграгосом находится долина с речкой, о которой говорил: Ася? Или там дальше река? Ведь называют же эту пустыню водной. А если Ефремушка не ошибся и там в самом деле пушки?
Утяеву страшно было подумать, потому что задержанных в военной зоне могли заподозрить как шпионов.
Подошла Людмила Петровна.
— Ростислав Захарович, вечереет, — сказала она упавшим голосом.
