Утяев промолчал. Он искал решение. Не оставаться же, черт возьми, на ночь на этом холме. Дети простудятся. Да и Ефрема надо как-то выручать.
— Может, мне пойти? Я женщина, мне ничего не сделают.
Утяев хотел напомнить Людмиле Петровне про историю, в которую она попала у фаэтовцев, но промолчал.
— Идти, Петровна, надо. Но… э-э-э… не вам, а мне.
— Нет уж, нет уж! Одна с детьми не останусь! — У Людмилы Петровны даже голос дрогнул.
Утяев ничего не мог ответить на это женщине и опять замолчал. Потом сказал наконец:
— Выхода нет, Петровна. Без Ефрема не отступим. Пошли все… Как говорится… э-э-э… семи бедам не бывать…
С последнего холма, над которым кружилась испуганная ими стая ворон, они увидели высокий синий забор. Дорога упиралась в ворота, рядом стояла черно-белая, как зебра, будка с маленьким окошком.
Неожиданно ворота открылись, и появился взвод синих солдат с ружьями наперевес. Взводом командовал идущий сбоку офицер с белыми погонами.
Утяев, Людмила Петровна и следом за ними дети, испугавшись, машинально подняли руки вверх. Но взвод прошагал мимо, не обратив внимания на странных людей. Лишь офицер оглянулся и, решив, видимо, что его приветствуют, тоже помахал руками.
— Как говорится… э-э-э… — произнес Утяев со вздохом облегчения.
Они подошли к будке. В ней не оказалось дверей. Пожав плечами, Утяев постучал в окошко. Тут же верхняя часть будки откинулась, как капот фаэтовской автомашины, и из шлангов, похожих на змеиные головы, шипя, повалил резко пахучий газ. В одну секунду повлажнела одежда, но, странно, глаза не щипало.
— Дезинфекция, — попытался успокоить всех Утяев. Затем, едва газ рассеялся, вновь открылись ворота, они, вытирая ладонями лица, вошли во двор. Чуть левее увидели ярко освещенный щит. Черные кнопки, черные надписи. Утяев нашел кнопку и понял, что ее следует нажать. Он подошел к щитку.
Людмила Петровна осталась возле будки, держа перепуганных детей за руки.
Утяеву вспомнились слова Крота: «Вас ждет ваша судьба»— и нажал на кнопку.
Он услыхал, как, скрипя, закрывались ворота. «Что-то будет?» — подумал он с тревогой. Тут из-за щитка вышел человек, светловолосый, с круглым лицом, в синей форме железнодорожника. Довольно приветливо улыбаясь, он, однако, пытливо разглядывал пришельцев. Жестом попросил Людмилу Петровну с детьми приблизиться. Когда те подошли, он спросил сперва на одном, потом на другом языке, а затем уже по-русски:
— Кто вы?
Утяев предвидел этот вопрос и заранее приготовил ответ, самый нейтральный:
— Мы… э-э-э… туристы, — сказал он, стараясь быть спокойным. — Если разрешите, мы хотим домой, на родину… но разыскиваем товарища…
— Ваши вопросы потом, — сказал железнодорожник и нажал первую кнопку на щитке. Тут же из-за щитка вышел второй железнодорожник, черноволосый, глаза-щелочки, редкая бородка, коричневого цвета скуластое лицо. На боку — кобура. Первый вытянулся в струнку и заговорил на незнакомом языке, — казалось, будто он непрерывно вскрикивает, речь состояла из одних восклицаний: «Ой! Уй! Двинь! Звинь! Ху! У! Пай! Эй!» Второй ответил более коротким набором восклицаний.
— Это ваша жена и дети? — спросил первый железнодорожник. Утяев подтвердил. — Зачем приехали?
— Э-э-э… — протянул Утяев. Он опять хотел задать вопрос, но понял, что торопится. — Я вам сказал — мы туристы. Зачем приезжают в страну туристы?
— Какие туристы, если у вас нет денег?
— Нет денег?! Позвольте! — Утяев сбросил с плеч рюкзак Ефрема и вынул мешок с деньгами. — Э-э- э… пожалуйста. Что это?
Железнодорожники переглянулись. Видимо, им была знакома стандартная упаковка фаэтовских денег.
Утяев быстро спрятал деньги обратно в рюкзак.
Железнодорожники тихо переговаривались. Было заметно, что мешок произвел на них внушительное впечатление, Потом переводчик сказал, вновь приятно улыбаясь:
— Богатые гости у нас обычно останавливаются в Новом городе. Но уже вечер. Вы не возражаете переночевать сегодня в старой гостинице, а утром вас хорошо устроят.
— Не возражаем. — Утяев осмелел. — Но сначала ответьте на наш вопрос.
— С удовольствием. Пройдемте в помещение, заполните листок туриста, а я постараюсь ответить на ваши вопросы…
Военизированный характер жизни в Аграгосе почувствовался сразу, с первых шагов, первых встреч. После Желтого Дьявола все здесь казалось примитивным. В комендатуре скрипели половицы, столы были старые, Деревянные, ручки деревянные с перьями, в школьных непроливашках полувысохшие чернила.
После знакомства переводчик стал еще более любезен и отзывчив. Его звали странно — Икс.
Утяев пошутил:
— А есть у вас имена Игрек, Зет?
— Есть, — сказал, улыбаясь, Икс. — Переводчик с десятилетним стажем называются Игреками, с двадцатилетним — Зетами.
— Да, — сказал на это Утяев, — в каждом монастыре свои уставы.
Икс предупредил, что за все услуги в Аграгосе не до платить наличными, и тогда Утяев наполнил свои карманы деньгами. Он отблагодарил сразу Икса, отсчитав ему в ладонь десять пуговиц. Икс воскликнул, что десять очень много, и пять вернул обратно. Утяев это запомнил, чтобы в дальнейшем не переплачивать.
Когда подали автобус и их повезли в гостиницу. Утяев приступил наконец к расспросам о Ефреме.
Ответ Икса ошарашил.
— Ах, что за несчастье! — воскликнула так долго молчавшая Людмила Петровна.
Оказалось, ни утром, ни днем на контрольном пункт не зарегистрировано ни одного вновь прибывшего. И дежурит с ночи, и он никого не допрашивал. Правда один раз ворота растворялись и взвод солдат выходил. Обычно взвод выходит, когда кто-либо приближается будке из посторонних. Но тогда дезинфекция не сработала и во дворе никто не появился.
— А солдаты не могли задержать человека на дороге?
— Только в случае, если человек пытается оказать вооруженное сопротивление.
Людмила Петровна испуганно вскрикнула, Икс насторожился.
— У вашего товарища было оружие?
Утяев замялся. Хотя Икс располагал к доверию, но кто знает, какие в Аграгосе порядки, за ношение оружия могут и судить.
— Вы не беспокойтесь, — как бы прочитал мысли Утяева Икс, — туристов у нас не судят. В крайнем случае могут выслать за пределы страны. — Помолчав, однако, добавил. — Но странное дело. Задержав вашего товарища, охрана должна была его привести на КП.
— И я так подумал, знаете, — сказал Утяев. Он был убит этой новостью. Выходило, что они-то в Аграгосе, а Ефрем где-то там, в степи, остался.
Людмила Петровна едва сдерживала свои вздохи. Ася смотрела на Икса огромными глазами, ждала от переводчика еще новостей.
И Икса действительно осенило.
— Послушайте, — сказал он, — а кто по профессии ваш товарищ?
— Он? — Утяев замялся. — Э-э-э…
— Он хлебороб, — сказала Ася.
— Хлебороб?! Это точно?
— Он колхозник, — сказал наконец Утяев.
