достаточно: желающие могут проследить биографию любого микроорганизма.
— Вы написали, что времени внутри клише не существует.
— Да, сейчас я вам объясню.
— Не надо, это мне понятно. Но раз нет времени, то нет и причинно-следственных связей? Я правильно рассуждаю?
Густав сразу не нашелся, что ответить. Этот теоретический аспект он как-то упустил из виду.
— Подождите, я сейчас соображу, — после заминки отправил мысль Эшер. Вейвановский предложил ему подумать по пути, пока они будут перемещаться назад в спальню.
— Как-никак, я на дежурстве. Мне нужно за вами приглядывать, — объяснил он. — И хотя времени у нас сегодня побольше, за учеными беседами оно летит быстро.
Лимит, выделенный куратором в эту ночь, составлял двадцать минут.
— Вы знаете, мне все же непривычно смотреть на себя и на вас со стороны. Такое впечатление, будто нас четверо, — признался Эшер, когда они вернулись в комнату.
— Почти по инструкции. Как там у вас написано? «Расщепление траектории»? — пошутил Морис.
— Ну это вы чересчур. Я имел в виду смерть, распад физической личности.
— Прекрасно понимаю, что вы имели в виду. Интересно, как выглядела бы на экране траектория одного человека, если бы на самом деле оказалось, что после смерти он опять воплощается? Трасса расщепляется, потом сходится, в конце опять расслаивается…
— Наверное, вид у нее был бы как у гирлянды сосисок.
В разговоре наступила пауза. Пока Густав размышлял над пространственно-временными проблемами, Морис решил наведаться к Филомеле — посмотреть, не грозит ли им с Эшером внезапный визит после того, как будет завершено чтение дамского романа. Венис безмятежно спала, крепко сдавив руками горло крупноразмерного плюшевого зайца. Наверное, ей снится бывший муж, подумал Вейвановский, опускаясь к месту своей вахты, где его уже ждал возбужденный Эшер: кокон изобретателя переливался пурпурными оттенками.
— Хотел бы вас поблагодарить, Морис!
— За что?
— Ваше замечание натолкнуло меня на очень интересные размышления, которыми я хочу с вами поделиться. Вы не будете против? Это как раз станет ответом на ваш вопрос.
— Готов вас внимательно выслушать.
— Отлично, мне потребуется все ваше внимание. Действительно, отсутствие времени внутри «слоеного пирога» заставляет по-иному взглянуть на причинно-следственные связи, столь привычные в нашем материальном мире. Рассмотрим следующую стандартную ситуацию: один человек стреляет в другого из торсана. От второго, естественно, остается только легкий дымок. С обыденной точки зрения выстраивается следующий ряд причин и последствий: первый нажимает на кнопку торсана, в результате чего тот выстреливает торсионный заряд; заряд этот летит по направлению к жертве, попадает в нее и, как итог, разносит ее на молекулы. Здесь у нас, условно говоря, имеется три сосиски: два человека и торсан. У всех трех — совпадающие траектории, за исключением жертвы, которая расщепилась после попадания в нее заряда. Совпадающие, конечно, не в смысле занятия одних и тех же остриев, а в том, что все трое находятся внутри некоего более вместительного пучка, ну, например, комнаты, где произошел выстрел. Нет, выражусь иначе: их трассы проходят параллельно и местами совпадают, из-за чего они могут друг с другом взаимодействовать. Обзовем эту общую направленность, скажем, вектором, хотя это не совсем правильно.
— Почему?
— Вектор подразумевает что-то прямое, а трассы неизбежно извилисты.
— Но они же находятся внутри общего пучка? То есть, для всех них есть высший вектор, задающий им общую направленность движения, внутри которой их индивидуальные вектора могут отклоняться?
— Верно! Исключительно правильное замечание. Не удержусь от сравнения: макропучок — это труба с водой, внутри которой индивидуальные потоки, бурля и перемешиваясь, несутся в один конец. Вот только внутри «слоеного пирога», конечно же, движения никакого нет, мы можем лишь говорить об объединяющем векторе, который, собственно, и позволяет наблюдать материальные явления вокруг. Но вернемся к нашей ситуации. Разобьем ее на четыре явления: нажатие кнопки, вылет заряда, попадание его в жертву, исчезновение последней. Мы с вами — посторонние наблюдатели, видящие хронологически именно такую последовательность. Это означает, что и наши с вами вектора внутри «слоеного пирога» совпадают с векторами участников события, имея, кроме того, общую направленность, о которой мы уже сказали. У всех людей вектора имеют такую объединяющую направленность, поэтому они и воспринимают почти одинаково все, что вокруг них происходит.
— То есть, субъективное время у всех совпадает?
— Есть небольшие индивидуальные отличия, но в целом можно ответить утвердительно. Теперь давайте представим описанную выше ситуацию глазами наблюдателя, находящегося внутри макропучка, но имеющего совершенно противоположный вектор. Он увидит этот инцидент в обратном порядке: из воздуха появляется человек; от него в раструб торсана влетает заряд; второй человек, приняв этот заряд, нажимает кнопку и убирает торсан. Где здесь причина и следствие? Они начисто отсутствуют в нашем понимании. Но для этого наблюдателя с противоположным вектором именно такой порядок и выстроится в причинно- следственную связь! Его субъективное время, то есть следование сознания вдоль траектории примет именно такой, абсурдный с нашей точки зрения, порядок вещей за единственно возможный и логичный! Предположим, что у нас есть еще один наблюдатель, трасса которого проходит зигзагами или пунктиром, но в одном направлении с участниками происшествия. Он может увидеть, как первый человек нажимает на кнопку, затем выпасть из этой ситуации и вернуться к тому моменту когда второй исчез. Если он знает, что такое торсан, то может прийти к некоторым умозаключениям. Ну а если не знает? Если для него это — нечто вроде портсигара? Тогда между нажатием кнопки и исчезновением он не сможет установить никакой зависимости. Он может подумать, что второй человек просто ушел.
— Такие пунктирные или зигзагообразные траектории как раз были свойственны заказчику вашего интерферотрона. Только прибывала полиция всегда уже после того, как все явления произошли, и ей, кроме умозаключений, ничего больше не оставалось.
— Причем в большинстве случаев эти догадки были ошибочны. Но вернемся к нашей ситуации. Мы условно разбили ее на четыре этапа. Каждый из них привязан к какому-то пучку событий внутри клише. Последовательность явлений, как мы уже договорились считать, воспринимается субъективно, в зависимости от направленности вектора индивидуальной траектории. Ведь внутри «слоеного пирога» нет никаких координат и точек отсчета: трассы пролегают во всех направлениях, и каждая содержит свою систему координат внутри себя. Соответственно, причинно-следственные связи также имеют исключительно субъективный характер или иначе выражаясь, эти связи могут быть проложены от одного явления к другому совершенно произвольным способом. Явления можно тасовать как колоду карт: любой порядок имеет такое же право на существование, как и все остальные.
— Хорошее сравнение — колода карт. В нашем мире после двойки следует тройка, четверка и так далее, причем это порядок кажется единственно возможным, а в другом мире отсчет может начинаться, скажем, с семерки, после которой следует король, затем пятерка. Не говоря уже о массе вариантов, обусловленных разностью мастей.
— Да, причем каждое явление — или карта — существует столь же независимо и самостоятельно, как и все остальные. Если из полной колоды изъять, например, бубновую двойку, то это вовсе не означает, что вся последующая бубновая масть должна исчезнуть вместе с ней. Аналогично, если мы из описанной ранее последовательности четырех явлений изымем только одно, все остальные сохранятся в неприкосновенности.
— Не на этом ли предположении основываются ваши планы по изменению собственной траектории?
— В том числе.
— А вам не хотелось бы заодно и изменить свой вектор? Попасть в параллельный мир, так сказать?
— Особого желания нет. Вдруг я окажусь в двух- или одномерном пространстве? Кроме того, я уже,
