Ева с благоговением взяла в руки акварель покойного доктора.
– Почему ты раньше не показал ее мне? До визита к Марии Варламовне?
– Слишком много фактов приводят в замешательство, – улыбнулся Смирнов. – Я хотел сохранить твой ум в рабочем состоянии, дорогая. Я слишком ценю твое мнение, чтобы помешать тебе составить его без помех.
Ева любовалась пейзажем и спросила совсем не о том, о чем должна была.
– Почему ты не выяснил у Маши, где она была с весны, когда уехала из Кострова, и до Рождества?
– Твой покорный слуга примерно догадывается где, – признался сыщик. – Я боялся спугнуть ее. Если птичка улетит, искать ее придется долго.
– Грешный ангел… – задумчиво произнесла Ева, разглядывая пейзаж. – Вечеринка у Зориной!
– Что? – удивился Смирнов. – Вечеринка?
Взгляд Евы затуманился, устремляясь за пределы окружающего мира…
– Там произошло что-то необычное, мимо чего пробегает, не задерживаясь, наше с тобой внимание, – медленно произнесла она. – Мы забыли спросить у Марии Варламовны две вещи. Знакома ли ей Катя Жордан? И что все-таки произошло на той вечеринке?
Смирнов встал и задернул шторы на окнах. Ему хотелось посидеть с Евой в тепле, в уютном свете лампы, за накрытым к ужину столом, за чашкой крепкого чая, забыв обо всем: о чужих тайнах, наивных детских сказках, о человеческих странностях и даже об убийствах. Он и раньше догадывался, что простые радости необходимы среди самых увлекательных приключений, а минуты тишины и покоя рядом с дорогим тебе существом не заменишь ни остротой ощущений, ни бурными страстями. Человек рано или поздно устает от всего, кроме взаимной любви. Он хочет перемен и пускается на охоту за нездешними диковинками, но неизменно возвращается к своему берегу… к огню в ночи, у которого ждут только его и никого другого…
Ева грубо нарушила грезы Смирнова.
– Славка! – сказала она. – Звони Симанской.
– У них нет телефона, – машинально ответил он, еще витая в розовых облаках. – А соседка уже спит. Взгляни на часы!
– Жаль… Ну, что ж, тогда я расскажу тебе о Фениксе. Я тут порылась в библиотеке твоей мамы… и кое-что откопала.
– Может быть, мы раньше поужинаем? – предложил сыщик и понял, что поторопился.
– Никакого ужина, пока ты меня не выслушаешь! – заявила Ева, сверкая глазами. – Это важно.
– Ладно, – покорно согласился Смирнов. – Тем более что скоро придется завтракать. Совместим две трапезы в одну.
Ева пропустила его колкость мимо ушей.
– Я уловила связь, – сказала она. – Между историей Марии Варламовны и статьей «Невыразимое имя».
– Я тоже! Они обе – сущий бред.
– Ничего подобного! Наоборот! – горячо возразила Ева. – Бредом это кажется только на первый взгляд. На то и весь расчет! Ты послушай… Феникс – символ бессмертия, возрождения. Предчувствуя смерть, он разжигает костер из листьев дикой корицы и сжигает себя в огне. А потом восстает из пепла!
– Замечательно, я рад за него. Только при чем тут два убийства? Намекаешь, что кто-то из покойников восстанет или уже восстал? О! Я понял, дорогая, – захохотал сыщик. – Имя Мартова как? Феликс! Почти что Феникс. Одна буковка не в счет. Значит, господин Мартов восстал из мертвых и прикончил Вершинина. Только ведь убийство в Кострове произошло гораздо раньше! Ошибочка. Виноват, господин Мартов никого не убивал – он воскрес и теперь шантажирует своего друга Тараса. Все правильно! Кому, как не самому Мартову, знать подробности убийства? Он видел…
– Прекрати! – возмутилась Ева. – Не кощунствуй, когда речь идет о… – она запнулась, подбирая подходящее слово, – о неразгаданных тайнах прошлого! Большинство людей привыкли воспринимать только видимые проявления жизни, упуская самое главное – то, что предопределяет ход событий. И ты, Смирнов, оказался в их числе. Как тебе не стыдно? Сколько я бьюсь, пытаясь изменить твою твердолобость, а воз и ныне там! Между прочим, египетское название Феникса – «бенну». «Бен» в Египте выражал сексуальность и созидание! Тебе не мешало бы прочитать Тексты Пирамид!
– Боюсь, мне это не по силам, – притворно вздохнул сыщик. – Хотя не отрицаю, что тщательное изучение Текстов Пирамид баснословно повысило бы продуктивность моей розыскной деятельности.
Ева решила игнорировать его сарказм. Пусть себе! Потом Смирнов все равно признает ее правоту. И она продолжила, как ни в чем не бывало.
– Именно Феникс своим криком разрывает тишину первобытной ночи и служит промежуточным звеном между божественным замыслом и земным воплощением его. Он определяет, что должно быть, а что не должно.
Она замолчала, потрясенная значительностью произнесенных ею слов. На Славку же они не произвели особого впечатления. Но он предпочел выдержать паузу.
– Хорошо, – кивнул он. – Я понял. Феникс – это серьезно. Но какое отношение все сказанное тобой имеет к нашему делу? Не вижу ничего общего не только со статьей, но и с рассказом Симанской. Ни о каком Фениксе там не упоминается.
– А перо? А имя, которое нельзя произносить? Статья называется «Невыразимое имя»! – Ева взяла листки с текстом и показала Всеславу подчеркнутые карандашом строчки. – Вот заклинание, которое жена помещика заставляла повторять девочку.
–
