Пастух согласился.
Теперь они вместе выходили на пастбища.
Вверив стадо заботам Белого, принимались за упражнения.
Уже с самого начала тренировок Роман понял, что с наставником ему не тягаться. Тот был подобен громовержцу. Палка в его руках напоминала молнию. Разила так же мощно и неотвратимо.
Если он в учебном бою таков, размышлял Градов, отдыхая после очередной серии выпадов и блоков, то каков же в реальной битве?
Легенда о брахманах, способствовавших победе над войсками Александра Македонского, получала реальное подспорье.
Питерец жалел, что из программы школы Спитамена-ака были исключены некоторые приемы, которым учили молодежь в древности. Понятное дело, теперь уже не то оружие, что было прежде. Защищаться от стрел или копий не нужно. Пуля намного опаснее и надежней. И все-таки, все-таки…
Видно было, что и горцу пришлась по сердцу новая роль. Наверное, его таки цепляло вынужденное одиночество и однообразие занятий. Он жадно уцепился за возможность покрасоваться хоть перед кем-то своим умением. Тем более что работать пришлось далеко не с сырым материалом, а с молодым и перспективным мастером (про себя Фработак признавал уровень подготовки нечаянного ученика, но внешне это никак не показывал: хвалить — только портить).
— Как корпус держишь, бестолковый?
Тычок посохом в плечо.
— Что это за защита, бесстыдник?!
Удар по ребрам.
— Вялое, вялое нападение. Я тебя трижды уже достать мог!
Хлопок по затылку.
И так целый день.
Под вечер, когда донельзя вымотавшийся журналист оказывался в их хижине, Фработак из грозного тренера превращался в заботливого лекаря. Внимательно осматривал все ссадины, синяки и ушибы, полученные учеником во время занятий. При виде одних огорченно цокал языком и качал головой, созерцание прочих вызывало у него некое подобие одобрения. Заканчивался медосмотр сеансом доброго массажа и смазыванием некоторых не понравившихся участков Романовой кожи какой-то вонючей растиркой-бальзамом.
Ученик понимал, в чем дело. Его организм не был организмом новичка. Тело было способно реагировать на болевое воздействие и сопротивляться ему. Так что после иных побоев не оставалось даже следа. Но если удар наносился неожиданно и сила, вложенная в него, превышала положенный предел, то кожа «украшалась» отметиной.
Ну и, естественно, дыхательные упражнения. Как и в любом древнем восточном единоборстве, многое в шиванате было сопряжено с умением правильно дышать. Питерец был уверен, что в этом-то он настоящий ас. Однако полудикий пастух, не знавший наизусть половины «Авесты» и путающий спряжения глаголов и склонение существительных, и тут поставил жителя мегаполиса на место. Комплекс, развивающий дыхание, показанный Роману Фработаком, был до того прост и в то же время действен и эффективен, что Градову в очередной раз пришлось склонить голову перед мудростью предков…
Итак, жизнь на новом месте потихоньку налаживалась. Душа мало-помалу обретала внутреннее равновесие и гармонию с окружающим миром.
Произошедшее с ним недавно на «большой земле» стало все больше казаться дурным сном. Фальшивые деньги, кровавое кумете в усадьбе Рахимовых, безжизненное тело Темира на ринге…
И… Бахор…
Вот о ней отчего-то забыть было труднее всего.
Сдержал ли Спитамен-ака слово и позаботился о девушке? Эти сомнения не давали ему покоя. Днем, во время тренировок, еще ничего. А вот ночью, когда он оставался наедине со своими мыслями, порой становилось невыносимо. Хотелось сорваться с постели и бежать.
Куда бежать? Разумеется, назад. К Бахор. Вдруг ей плохо, вдруг ее нужно спасать. А он здесь, в горах прохлаждается. Дышит разреженным воздухом, понимаешь…
Позавчера, ближе к вечеру, Фработак сказал ему, что ненадолго отлучится. Велел приглядывать за стадом, никуда не уходить, ни во что не соваться — в общем, как всегда, одна и та же песня. А куда тут денешься, спрашивается? Вокруг одни горы да долины, коровы с овцами. Ну, может, какие хищники в округе шастают.
Пастух уже пропадал пару раз где-то на полдня. К закату всегда возвращался, принося невесть откуда кое-какую провизию из разряда той, которую нельзя было раздобыть на месте. Что он еще приносил в суме, кроме мешочков с солью и пряностями, Роман не знал. Только догадывался, что не за перцем или шафраном ходил загадочный горец. Как-то приметил, что наставник прятал в один из хранившихся в пыльном углу кувшинов некий кусок кожи, испещренный письменами. Разумеется, не стал совать нос куда не просят. Однако ж стало обидно, что его здесь за лоха держат.
Итак, на сей раз наставник отчего-то задержался. Роман не придавал этому большого значения. Мало ли какие могут быть дела у взрослого мужчины. Он ведь фактически ничего не знал о своем хозяине. Живет ли тот здесь постоянно или на зиму уходит в какое-нибудь селение, есть ли у него семья. Вот именно, здоровый парень. Мог и у знакомой красотки замешкаться. Выпить, в конце концов. Жизнь есть жизнь.
Да и недосуг было размышлять о том, где дэвы носят Фработака. Поскорей бы только возвращался. А то справляться одному с такой оравой четвероногих было сложновато. Несмотря даже на помощь всемогущего Белого, который взял над непутевым городским жителем шефство.
Наблюдал за всеми телодвижениями Градова не хуже Фработака. Только что говорить и драться не мог. Насчет последнего, правда, журналист сомневался, с опаской поглядывая, как бычок, недовольный тем или иным действием парня, рыл копытом землю, фыркал и наставлял на него рога.
Вот жандарм!
Особенно нервно проходил процесс дойки коров. Тут четвероногий отелло буквально сатанел. Не приведи Ахура-Мазда, чтоб Роман как-то не так дернул, причинив корове неудобство. Горячее дыхание из ноздрей Белого прямо обжигало журналисту затылок.
Не даст и расслабиться, не то что «о высоком помечтать».
Вот, например, сегодняшний день словно нарочно выдался для того, чтобы позагорать на солнышке, нежась на зеленой и густой травке. Так нет же. И присесть не даст. Только пятая точка Градова к земле потянет — рев, и топот, и скрежет зубовный.
— Ладно, ладно, успокойся! Я — сама бдительность!
А от кого бдеть, спрашивается? На добрый десяток километров вокруг ни одной двуногой твари не наблюдается.
Надо же! Никак сглазил?
Никогда прежде Роман не наблюдал за собой такой способности.
Из-за дальней скалы, у которой как раз и пасся Белый во главе шести своих товарок и одного будущего соперника, совсем еще молодого и «зеленого» бычка (даже не бычка, а так, теленка), показалось четверо людей, одетых по местной моде.
Питерец, памятуя наставления Фработака ни во что не лезть, прилег в траве и притаился, ожидая, что воспоследует дальше.
Четверка подошла ближе, и журналист разглядел, что это они только на первый взгляд показались ему одного поля ягодами с его хозяином. На самом деле
