позвонить? Там с тобой быстренько разберутся. Впрочем... спешить некуда. Полежи покуда, подумай, как ты дошел до жизни такой, студент!
Враг вышел в другую комнату и набрал чей-то номер телефона, сказал:
– Он здесь. Да... Как мы и предполагали. Приезжайте. Думаю, нам будет о чем поговорить.
Глеб от бешенства едва зубы в порошок не стер. Но что он мог сделать? Попался, как самый последний идиот! Сам шел в расставленные сети... слепой от ненависти, от жажды мщения. Не понял, что человек на диване у камина вовсе не спит, а искусно притворяется, поджидает его, Глеба, чтобы поймать на месте преступления. Теперь и вправду все кончено...
Враг вернулся, сел на диван. Глебу были видны его туфли из дорогой мягкой кожи, удобно облегающие ногу; ворс ковра щекотал лицо, пах дымом догорающих дров. Раскаленные от жара поленья рассыпались на красные угли. Враг взял кочергу, поворошил их, подбросил в огонь пару березовых чурок.
«Этой кочергой он меня и свалил, – подумал Глеб. – Дал по ногам со всей дури. Хоть бы переломов не было».
– Что, студент, оплошал? – ехидно усмехнулся враг. – То-то! Полежи, остуди горячую головушку. Ментам я тебя, пожалуй, отдавать не стану. Сам разберусь, что ты за птица и зачем сюда прилетел, устрою тебе и суд, и наказание.
Дверь в комнату открылась, кто-то вошел, и враг поднялся ему навстречу.
– Вот он, полюбуйтесь, господин Смирнов! Хотел голову мне разбить... Но я с таким щенком еще способен справиться. Хорошо, кочерга под рукой оказалась.
Сыщик присел на корточки рядом с Глебом, заглянул ему в лицо:
– Что, парень, будешь правду говорить?
– Сдал меня, гад... – простонал тот, пытаясь отвернуться. – Надо было придушить тебя там, в склепе! Дурак я!
– Это ты верно подметил, – кивнул Всеслав. – Спорить не стану. «Неуловимый мститель» из тебя не получился. А у вас неплохая реакция, Альберт Демидович! Славно вы его кочергой свалили. – Он ощупал ноги Глеба, улыбнулся. – Кости, кажется, целы.
– Надеялся незаметно ко мне подкрасться, студент? – склонился к лежащему Фарбин. – Я чужого за версту чую, как волк! И слух у меня тонкий, музыкальный. А чердак я нарочно открытым оставил...
– Не верь ему! – прохрипел Глеб, глядя на сыщика. – Он... Алису...
– Посмотрите, господин Смирнов, что я обнаружил у этого мерзавца во внутреннем кармане куртки, – вмешался Альберт Демидович. Он жестом указал на стол, где лежало, переливаясь в отблесках пламени, роскошное ожерелье из сиреневатых аметистов. – Это украшение я подарил Алисе! Уходя, она забрала его с собой. Остальные подарки она от меня не принимала, а ожерелье пришлось ей по душе. Как оно попало к этому негоднику?
– Он все врет! – сверкал глазами Конарев. – Хочет на меня свалить...
– Откуда у тебя ожерелье? – серьезно спросил Всеслав. – Шутки закончились, Глеб. Ты знаешь, где Алиса! Говори...
– Она ушла... – шептал Глеб, а по его щекам текли слезы. – Ушла навсегда! Ее больше нет...
Лицо Фарбина исказилось, стало мертвенно-бледным.
– Ты... убил ее... – одними губами то ли спросил, то ли предположил он. – Убил... Не может быть! Скажи, что она жива... Где она? Где Алиса?! – Он бросился на Глеба и принялся остервенело трясти его. – Проклятый сопляк! Недоносок! Ревнивый подонок! Где Алиса?! Говори, тварь!
Если Фарбин играл, то явно переигрывал. Подобное проявление эмоций шло вразрез с его хладнокровной, бесстрастной натурой. В какой-то момент он сам осознал всю нелепость происходящего... опомнился, разжал руки и отпустил Глеба.
– Что вы сидите? – спросил он Смирнова. – Этот... выродок убил Алису!
– Надо развязать его, – спокойно сказал сыщик. – У вас есть водка?
– Только коньяк.
– Налейте...
Альберт Демидович пришел в себя. Он молча взял со стола бутылку коньяку, налил половину стакана и протянул Глебу.
– Пей, ублюдок, – спокойно и страшно произнес он. – Жить тебе осталось, пока будешь говорить.
Сыщик развязал парня, усадил его на диван. Руки Глеба затекли от веревки и не слушались. Коньяк плескался в стакане, норовя вылиться на светлую диванную обивку. Глеб с трудом проглотил его. Ему стало безразлично, что с ним будет. Так почему бы не выпить, раз предлагают? Мир давно приобрел для Глеба несмываемый отпечаток смерти... какая разница, когда она придет и к нему?
– Еще два дня назад я подозревал тебя в краже картин с выставки «Этрусские тайны», – сказал Всеслав. – Хотя ошибался по поводу «Нимфы». Думал, ты взял ее как самую лучшую работу Рогожина, чтобы испортить триумф художника. Две вещи заставили меня изменить свое мнение: то, что картина оказалась в склепе, и твое изумление, когда ты ее увидел. Оно было неподдельным.
Настала очередь удивиться господину Фарбину:
– Как? Разве картины были похищены? Но...
– Я ничего не брал, – угрюмо буркнул Глеб. – Я даже не знал о существовании... как вы ее назвали?
– «Нимфы», – подсказал Смирнов.
