– Да. Так вот... я следил за Алисой... и видел ее с этим Рогожиным. Сначала я не знал, чем он занимается. Я ревновал, думал, у них с Алисой... Она раздевалась перед ним! – Конарев горько усмехнулся. – Судьба, в которую я не верил, сыграла со мной злую шутку. Васильки и Ключи оказались совсем рядышком – рукой подать. Рогожин привозил туда Алису... Наверное, я сошел с ума от ужасных подозрений. Мне и в голову не приходило, что Алиса... могла просто позировать художнику...
– Ты догадался, когда в гробнице увидел картину?
Глеб кивнул, кадык на его шее судорожно дернулся.
– Я сразу узнал ее... по ожерелью... а потом и по лицу, по сумасшедшему выражению глаз... На картине не так легко узнать человека! Я засомневался...
– Ты подумал, что убил Рогожина по ошибке? – спросил сыщик.
– Я его не убивал, – упрямо твердил Глеб. – Не успел! Он должен был быть первым... Но когда я пришел к его дому в Ключах, то застал его мертвым. Он уже... в общем, он повесился. Вы сами знаете.
– А кто в твоем списке жертв второй?
Глеб злобно сверкнул глазами, мотнул головой в сторону Фарбина:
– Он... Когда я выследил его логово... долго смеялся. У меня просто была истерика! Его дом оказался на окраине Новой Деревни, где я работаю! Алиса не зря говорила о «нитях судьбы»... они так причудливо переплелись, что приписать это слепой воле случая невозможно. Я ликовал, обнаружив своего обидчика! Теперь моя задача стала совсем легкой. Мне нужно было всего лишь проникнуть к нему в дом и прикончить этого... эту гниду. Я готовился...
Смирнов посмотрел на Альберта Демидовича – тот оставался невозмутимым, высокомерно-спокойным. Слова Конарева, казалось, не задевали его. Он уже внутренне определился, принял какое-то решение... и ждал только окончания разыгрываемого перед ним спектакля, чтобы осуществить свое намерение.
«Я не смогу остановить его, – подумал сыщик. – Никто не сможет. Нужно, чтобы он сам... Но как это сделать?»
– Ты ревновал Алису к обоим? – продолжал он между тем, оттягивая время.
– Я ревновал ее ко всем и всему... – признался Глеб. – К жизни, к стихам, к ее жажде познать все и всем насладиться...
– Что ты понимаешь, щенок?! – тихо, с глубоко скрытым отчаянием произнес Фарбин.
Он не ждал ответа. Он почти не слушал. В его глазах появилось пламя самосожжения... разрушительное и жуткое в своей неотвратимости.
Господин Смирнов предпринял попытку остановить «извержение Везувия», которое могло поглотить их всех.
– Глеб! – воскликнул он. – Глеб... Где Алиса? Ты не можешь не знать!
Конарев дернулся, как от удара, поднял измученные, больные глаза. Последнее, что он собирался совершить в жизни, сорвалось. Так не все ли равно? Пусть они узнают... А может быть, ему захотелось облегчить душу. Он заговорил...
Поначалу медленный и бессвязный, затем обретающий форму и смысл рассказ Глеба постепенно приковал к себе внимание слушателей. Даже Фарбин внешне чуть изменился – холодный блеск в его глазах померк, щеки порозовели.
– Тем вечером я не мог работать... – признался Глеб. – Все валилось из рук, голова кружилась. Беспокойство, сильная сердечная лихорадка жгли меня изнутри. Пошел дождь, но я его не замечал. Бригадир отпустил всех по домам... и я отправился в Васильки через лес, под сильным ливнем... По дороге я думал об Алисе, о том, что она меня бросила. Было холодно, но в груди у меня все горело. Не помню, как я добрался до дома...
Рассказывая, Глеб ощущал все так явственно, будто снова оказался в темноте той ночи на пороге васильковского дома, вошел в сени... зажег свечу. Руки прыгали от волнения, дыхание стеснилось... В воздухе стоял слабый запах
– Алиса?! Алиса...
Бешеный стук собственного сердца стоял у Глеба в ушах. Он двинулся вперед, в горницу. Алиса была там... Она полулежала на высоких подушках – нестерпимо прекрасная в колеблющемся пламени свечи, одетая в платье из лилового трикотажа в черную крапинку, на открытой шее – аметистовое ожерелье.
Кровь бросилась Глебу в голову, стремительно отхлынула и ударила ниже, в грудь. Он оцепенел, не в силах сделать ни шагу.
Глаза Алисы были закрыты... в полуразжатых руках – «этрусское» зеркало, как будто она только что прихорашивалась перед ним, поправляла волосы, примеряла ожерелье... да так и заснула...
– Алиса...
Он поставил свечу у изголовья кровати, бессмысленно глядя на лежащую девушку. Прошла целая вечность или один миг, пока Глеб осознал, что она не дышит. Он приблизился к ней и осторожно, нежно коснулся пальцами артерии на ее шее... Тело было едва теплым, и кровь остановилась в его жилах: пульс не прощупывался.
«Я сплю! – подумал Глеб, обмирая от ужаса. – Сплю... Это только сон, ночной кошмар!»
Подчиняясь интуитивному импульсу, он приподнял девушку за плечи, и ее голова неестественно запрокинулась набок. Шея Алисы была сломана – Глеб почувствовал это по той легкости, с которой она вывернулась... Страшная мысль пришла и ушла. Во сне и не такое бывает.
Странно, но сердце Глеба забилось ровнее, только в голове стоял звон: непрекращающийся, поднимающийся выше и выше, к пронзительной, запредельной пустоте... Когда Глебу показалось, что он
