Глинского имелись туманные соображения, которые никак не выстраивались в четкую и ясную линию.
– Значит, вы действительно ничего не видели и не слышали? – спросил он у сиделки.
Та прижала пухлые руки с чистыми короткими ногтями медсестры к своей высокой груди.
– Вот вам крест, Георгий Иванович, ничегошеньки более добавить не могу. Понимаю, что надо, но… не придумывать же мне, в самом деле?
– А кто еще был в доме?
– Грёза… Курочкины, ну, то есть взрослые, и… я. Лопаткин с работы не приходил, он сказал, что будет поздно: и так, мол, его напарник с утра подменял.
– Где вы все были в начале десятого?
– Я молитвы читала, – потупилась сиделка. – Грёза спала у себя. Курочкины вроде бы смотрели телевизор. Дети гуляли, кроме самого маленького.
«Значит, Курочкины могут подтвердить алиби друг друга, к тому же с ними был ребенок, которому уже пять лет. А вот у сиделки и Грёзы алиби нет», – подумал Жорж.
И этот факт заставил его проанализировать ситуацию заново, с учетом собственных догадок. В его голове созрел план. Прежде чем поговорить с Грёзой, стоит сходить на третий этаж и хорошенько все там осмотреть.
Так он и поступил. Под предлогом, что ему нужно побеседовать с Курочкиными, Жорж удалился. Он сделал вид, что поднимается на второй этаж, прошел выше и спустя пару минут оказался в пропахшем известковой пылью и мышами коридоре, куда выходили двери пустующих квартир.
Криминалисты уже побывали здесь и ничего существенного не обнаружили. Следы злоумышленника затерялись среди строительного мусора; окурков и клочков одежды он не оставил, равно как и оружия. Милиционеры со двора показали Глинскому, из какого окна, по предварительным расчетам, стреляли, и он направился туда. Действительно, если внимательно присмотреться, видно было нарушение слоя пыли у рамы с наполовину разбитым стеклом. Отсюда было удобно прицеливаться в белый «Мерседес» Ирбелина и в того, кто выходил из машины. Лучшую позицию найти трудно: углы двора и поворот дороги лежали перед стрелком, как на ладони.
Глинский пядь за пядью исследовал место, где, по мнению сотрудников милиции, мог расположиться преступник, и вынужден был довольствоваться тем же результатом, что и они, то есть отсутствием улик. Неловко задев больным плечом за оконный откос, он заскрежетал зубами, от боли искры из глаз посыпались, оступился, и его правая нога провалилась в щель между трухлявыми досками пола. Вернее, щелью это уже назвать было нельзя, потому что кожаная туфля Глинского продавила доску, и та рассыпалась под его весом.
– О, черт! – выругался он, добавив к традиционным проклятиям несколько нецензурных выражений.
И в этот момент что-то блеснуло среди древесной трухи. Глинский с трудом, как дряхлый старик, нагнулся и не сдержал изумленного возгласа. Он увидел… черного ферзя, вернее, черную королеву из сундучка с шахматами Грёзы! Фигурка каким-то образом упала в щель и закатилась под доску, а посему не была найдена оперативниками. Но как она здесь очутилась?! Неизвестный стрелок принес ее с собой и поставил? Куда? На пол или… нет, вероятно, на подоконник. Зачем? Он ведь понимал, что ферзя обнаружат. А если это входило в его замысел?
«Похоже, злоумышленник, в спешке покидая место преступления, нечаянно смахнул ферзя на пол, фигурка упала в щель между досками, а доставать ее и водворять обратно на подоконник у него времени не было», – подумал Глинский.
Он вытащил фигурку из образовавшейся дыры, очистил от мусора и положил на ладонь. Ему показалось, что королева, совсем как пушкинская Пиковая дама, подмигнула ему левым глазом.
Глинский и Грёза были одни в ее квартире, сидели в гостиной на диване с негодными пружинами, и Жорж нехотя рассказывал о сегодняшнем происшествии.
– Ко мне приходили из милиции, – сообщила она. – Спрашивали, где я была с девяти до половины десятого. Они ищут преступника. Я знаю, кто он! Это тот же человек, который убил Варвару.
– Надеюсь, ты не поделилась с ними своим мнением? – осторожно спросил Жорж.
– Нет, конечно. Я же не дура!
– Помилуй, что связывает Варвару с господином Ирбелиным? – не выдержал он.
– Наш дом, – не задумываясь, выпалила она. – И шахматы!
– В этом я соглашусь с тобой. – Глинский жестом профессионального фокусника извлек из кармана брюк черного ферзя. – О-ля-ля! А вот и она, прекрасная дама!
Греза вскрикнула, в ее голосе смешались ужас и восторг. Оказывается, бывает и так. Уставившись на фигурку, девушка застыла, как громом пораженная, на мгновение потеряв дар речи.
Жорж объяснил, где он нашел черную королеву.
– Кто-то должен быть третьим, – одними губами произнесла Грёза.
– И четвертым! Теперь все фигурки в сборе, как я понимаю?
– Значит, еще двоим грозит смерть.
– Где ты находилась сегодня с девяти до половины десятого вечера? – шепотом спросил Глинский.
– У себя дома, спала, – также перешла на шепот Грёза. – Меня разбудил шум в коридоре, стук в дверь. Почему ты спрашиваешь?
«Я должен верить ей на слово, – подумал Глинский. – Или не верить. Выбор за мной».
– Ты могла стрелять в Ирбелина, – решил не юлить он. – И оставить на третьем этаже ферзя. Это твоя игра в шахматы!
