в дефиците. Я это знал, потому что Зоя, помню, как-то жаловалась, что ей нечем закалывать волосы. Потом намекнул тому же Акимову, что неплохо было бы повезти туда шпильки с их фабрики, хотя бы те, что выбрасываются в отходы. Если их продавать, то немалые деньги можно выручить. Акимов с приятелем поддержали меня.
С разрешения Акимова я набрал целый пакет шпилек — для пробы. Привез их в Анапу и на досуге стал приводить в порядок — очищать от ржавчины, выпрямлять. Жена, глядя на мое занятие, ворчала: «Что ты привез какую-то дрянь — только грязь в комнате разводишь!» — «А вот что ты станешь говорить, когда мы эту дрянь начнем продавать?» — возразил я. Зоя заинтересовалась: «Как так продавать?» Я объяснил. Вскоре мы нашли людей, которым стали сбывать эти шпильки. Дела шли хорошо. Я даже на фабрику устроился, как и Акимов, кочегаром, чтобы иметь возможность заниматься хищением заколок и шпилек. Чуть ли не ежедневно выносил их полными сумками. Позже на ту же работу оформил и Зою.
Однако не только шпильками и заколками для волос промышляли Пороховы. Они привозили в Анапу и разный другой товар, в том числе бусы, браслеты, цепочки. Старшего следователя Ананьева заинтересовало, где добывали все эти изделия предприимчивые супруги. Ведь не своя же у них была мастерская! Так перед следственными органами предстал еще один преступник. Это был хромировщик Ленинградского завода ювелирных изделий Николай Васильевич Буровиков. При обыске у него в квартире нашли большие запасы бус, кулонов, браслетов, цепочек и других украшений. Все это было им похищено с завода и предназначалось для сбыта через тех же Пороховых.
Всегда, когда происходят хищения на каком-либо предприятии, следственные органы интересует: какие причины их порождают? Так было и на этот раз. Инвентаризация, проведенная по требованию капитана милиции Ананьева на фабрике металлической и пластмассовой галантереи, показала, что на предприятии была полнейшая бесконтрольность. Это-то и дало возможность Дорохову в течение длительного времени заниматься хищениями.
Учет готовой продукции на фабрике был поставлен плохо. Ящики с незавершенными изделиями на ночь оставляли на рабочих местах. Ключи от производственных помещений хранились открыто, и каждый мог беспрепятственно их взять. Охрана состояла лишь из одного человека — пожилой женщины. В 24.00 она запирала наружную дверь и уходила домой.
Этого-то момента и дожидался Порохов. Он выходил из котельной, где нес ночное дежурство, и шел в цеха. Стук его каблуков гулом, отдавался в пустующих помещениях, но Порохов и не думал таиться. Он знал, что на фабрике никого нет, и беспрепятственно разгуливал по цехам. На столах были рассыпаны груды заколок и шпилек. Порохов брал их горстями и сыпал в сумку...
Дома он вместе с женой доводил их «до кондиции» — накалывал на фирменные картонки, обклеивал бандерольками, которые также похищал на фабрике. Никто не мог отличить продукцию «фирмы Пороховых» от той, что выпускалась самой фабрикой.
Отсутствие порядка, бесхозяйственность выявили следственные органы и на заводе ювелирных изделий. Здесь так же, как и на фабрике, на которой работал Порохов, продукция при передаче с одной операции на другую не учитывалась. Буровиков работал на гальваническом участке. Он мог заявить администрации, что браслет или какой-либо другой предмет «сгорел» в чане с кислотой, и ему верили на слово, никто не проверял. Помещение, где сушились готовые изделия, не закрывалось. Бери, что хочешь, и выноси...
Преступники на допросах вели себя по-разному. Одни признавались в совершенном и тем самым смягчали, свою участь, другие же старались представить дело так, будто ничего особенного не случилось, никакого ущерба государству они не нанесли.
— Я брал только бракованную продукцию, — уверял Порохов, — ту, которая все равно выбрасывается в отходы, уничтожается.
— Ничего подобного, это вовсе не бракованная продукция, — сказала женщина-мастер, ознакомившаяся но предложению следователя с образцами шпилек, похищенных Пороховым. — Это — наша обычная продукция, частично действительно незавершенная, неотлакированная. Но и такой ее можно было пускать в продажу, предварительно немного подчистив вручную наждаком, что Порохов и делал. Следовательно, ни о каком браке не может быть и речи.
— Я тоже так полагаю, — согласился Ананьев. — К тому же, если б Порохов имел дело только с браком, разве стал бы он так тщательно прятать коробки с товаром? А ведь он держал их не только у себя дома, но и, безопасности ради, у своих родственников и знакомых. Даже мальчишку, который приходил к его дочери, чтобы послушать магнитофонные записи, сделал своим сообщником — попросил его взять на хранение несколько коробок: мол, у них, Пороховых, негде держать — тесно! И мальчишка поверил. Ничего не подозревая, он взял эти коробки и отнес к себе домой.
Левченко прикидывалась наивной провинциалкой:
— Я не знала, что изделия, которыми снабжал меня Порохов, ворованные. Думала, что это обычный фабричный брак, выбрасываемый на свалку. Так, по крайней мере, объяснил мне сам Порохов. Он заявлял, что собирает эти шпильки на свалке с помощью магнита. И я верила. Я плохо представляла себе Ленинград. Думала, что действительно за городом есть большая свалка и Порохов ходит там с длинной палкой, к концу которой привязан магнит...
Зоя Порохова пыталась вызвать к себе сочувствие:
— Мне уже сорок три года. Всю жизнь мне не везло. Рано лишилась родителей, воспитывалась в детском доме. Первый муж умер. Я осталась одна с дочкой. Встретила Порохова. Он показался мне честным, порядочным человеком. Думала, что обрела в нем друга для себя и для ребенка. Однако мне и тут не повезло. Я оказалась втянутой в преступные дела, И все из-за Порохова, будь он неладен...
— Кто же мешал вам пресечь его действия? — сказал ей Ананьев. — Вы могли это сделать в самом начале и не сделали. Наоборот, стали активной соучастницей преступления. Могу вам прочитать, как трактуют подобные действия Основы уголовного законодательства Союза ССР: «Соучастием признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления». Кстати, на одних только шпильках для волос вы «заработали» более семи тысяч рублей. Шпильки оказались для вас действительно золотыми. А вспомните, для чего вы поехали с мужем в Краснодар тридцатого января тысяча девятьсот шестьдесят девятого года!
...Поезд прибыл в Краснодар рано утром. Взяв чемоданы, Пороховы вышли из вагона на перрон. Здесь их уже ждала Королева. Она вручила Пороховым ключи от дома, чтобы гости могли там расположиться, привести себя в порядок после дороги.
— Мне надо сегодня пораньше в магазин, — сказала Королева. — А вы чем думаете заняться?
— Для начала сходим на Северный рынок, — ответил Порохов и, кивнув на чемоданы, ухмыльнулся. — Прибарахлим кое-кого...
В то же утро супруги Пороховы были задержаны.
...Самолет держал курс на Ленинград. Старший следователь капитан милиции Ананьев, сидя в кресле лайнера, думал о своей командировке в Краснодар.
Вот и закончилось его пребывание в этом городе. Разве предполагал он, что командировка так затянется? Зато какая большая работа проделана за это время. Ведь помимо опроса свидетелей, опознаний, очных ставок пришлось произвести десятки инвентаризаций, бухгалтерских ревизий, товароведческих экспертиз, осмотреть более миллиона различных предметов галантереи, к которым были причастны обвиняемые.
Взять хотя бы подсчет шпилек, конфискованных у преступников и изъятых с прилавков и полок, а также полученных от свидетелей — девчонок с Краснодарского хлопчатобумажного комбината. Иные из них тут же в кабинете следователя вынимали шпильки из волос и приобщали к делу, понимая, что это необходимо. Когда удалось собрать все шпильки воедино, эксперты сели за их подсчет. Разумеется, сосчитать все поштучно было просто невозможно. Эксперты делали так. Взвешивали 100 граммов и затем считали, сколько шпилек идет на такое количество. Потом брали 1000 штук и тоже взвешивали. Так получали средние данные. Оказалось, что общий вес похищенного составил целую тонну.
Конечно, если б нечистые на руку Пороховы не нашли нечестных работников прилавка, таких, как Королева, Левченко, Шилина, они бы не наворовали столько: им бы просто некуда было сбывать
