— Но мы не ссоримся.
— Мы ссоримся даже прямо сейчас.
— Я не ищу ссоры с тобой. Не знаю, как ты, но я определенно не намерена ссориться. — Ивешка вернулась к печке за сковородкой, затем взяла тряпку, опустилась на колени и начала отчищать золу, которую Саша рассыпал на пол.
— Позволь мне сделать это.
— Со мной все в порядке, все в полном порядке. В самом деле, все хорошо, и я не сержусь на тебя, черт возьми!
— Выслушай меня. — Он опустился на колени, взял из ее рук тряпку, но она так и не взглянула на него. Она встала и отошла к столу, а он тем временем вычистил доски и камни, засыпанные золой, и поднялся, чтобы повесить тряпку для просушки на свободный колышек.
Но тут он почувствовал, как Ивешка, напрягая волю, пожелала, чтобы он остановился. Это желание было столь яростным и сильным, что он взглянул на нее.
— Только не рядом с этими, чистыми, — сказала она. — Повесь ее поближе к огню, я займусь ей позже.
Он повесил злополучную тряпку туда, куда она хотела, на дополнительный крюк, который использовался для подвешивания котелка, и старался как только мог сохранить мир. Тетка Иленка точно так же относилась к своей кухне. Можно предположить, что это приходит вместе с замужеством.
Но сейчас ему не хотелось думать об этом. Ивешка подслушивала его, совершенно свободно воспринимая его мысли, и он чувствовал это яснее ясного. Она же знала и об этом, и поэтому хотела, чтобы он убирался во двор, к Петру, и оставил ее в покое.
— Я думаю, — сказал Саша вслух, продолжая стоять на своем, — я думаю, что отсутствие у нас банника — скорее всего моя ошибка. Думая о вчерашнем происшествии, я предполагаю, что он нам необходим, очень необходим, и мы должны попытаться заполучить его. Но я не хочу ничего желать только лишь по своей воле, я не хочу желать для этого дома ничего такого, с чем ты не согласна.
— Но какое отношение ко всему этому имеет банник? И какая связь между ним и лошадью? Это уже сделано, и забудем об этом. Нам не нужно чего-то еще, чтобы мутить здесь воду. Только перестань беспокоиться об этом, Саша!
— Но присутствие банника может остановить многое, что мы еще не успели сделать. Он может подсказать нам…
— Подсказать он не может.
— Он может исправить неверный ход событий.
— А кто сказал, что они идут не так?
— Но ведь они идут не совсем правильно, так ведь?
— Банники не любят колдунов. Они к тому же не говорят, во всяком случае, не больше, чем это делает Малыш или домовой: они только показывают тебе что-то, и каждый раз это не имеет ни малейшего смысла…
— Но если нам понадобиться знать, куда могут завести нас наши желания…
— Он все равно не поможет в этом случае. Мы изменяем окружающее, мы постоянно делаем это, и ты не можешь сказать что-то о происшедшим переменах лишь на основании того, что они говорят, или на основании их отношения к происходящему. Так всегда говорил папа. — Всякий раз, когда Ивешка упоминала о своем отце, она настороженно хмурилась и глядела на Сашу, будто ожидала услышать слабые отголоски былого. — И поэтому банник нам не нужен.
— А я все-таки думаю…
— Наш банник не помог нам. Я не увидела ничего, что должно было случиться со мной, и мы не увидели ничего о Кави Черневоге. — Она никогда не говорила о своей смерти. Сейчас она яростно терла последнюю тарелку, затем, прикусив губу, сказала: — Я уверена, что полюблю эту лошадь. Если это делает Петра счастливым, то счастлива буду и я.
Но едва ли она выглядела счастливой. Саша сказал:
— А может быть, есть какие-то причины того, что он нам не нужен?
— О чем ты?
— Я о баннике. Есть ли какие-то причины, по которым мы не можем завести его?
— Он не поможет. Не поможет, уверяю тебя! Ну почему ты не идешь помогать Петру?
— Ивешка, почему ты не хочешь, чтобы у нас был банник?
— Ради Бога, почему я должна о нем думать? Почему я должна думать о том, нужен он нам или нет? С чем это связано?
— Все идет не так, как надо, — сказал он, продолжая думать о полке, думать о… об устойчивости всего окружавшего их. Об общем равновесии: о Черневоге, охраняемом лешими; об Ууламетсе; о сотнях тех желаний, которые, возможно, свободно пребывали вокруг них, и обо всех опасностях, которые от них исходили все время, пока эти желания были живы и могли творить волшебство.
— Все идет абсолютно правильно, — сказала она, продолжая отчищать котел. — Так же правильно все шло и много лет назад. То, что ты сделал, теперь уже сделано, так что оставь все в покое, Саша Васильевич, и, ради Бога, забудь об этом, если только тебе не хочется лишить этот спор всякого смысла.
— Мне нужна твоя помощь.
— Если ты хочешь завести банника, если ты хочешь завести лошадь, свинью или даже козла, Господи, да я уверена, что меня это никак не беспокоит. Это твой дом.
