очень живое чувство: ему казалось, что природа непрестанно и непонятно шутит. Воскресенье сказал им, что они поймут его, когда поймут звезды. Сайм спрашивал себя, способны ли даже архангелы понять клюворога.
Шестеро злополучных сыщиков вскочили в кебы и поскакали за слоном. На сей раз Воскресенье не оглядывался, но его широкая безучастная спина бесила их еще больше, чем прежние насмешки. Подъезжая к Бейкер-стрит, он что-то подбросил, и предмет этот упал, когда мимо него проезжал третий кеб. Повинуясь слабой надежде, Гоголь остановил возницу и поднял довольно объемистый пакет, адресованный ему. Состоял пакет из тридцати трех бумажек, а внутри лежала записка:
«Искомое слово, полагаю, будет “розовый”».
Человек, носивший некогда имя Гоголь, ничего не сказал, но ноги его и руки нервно дернулись, словно он пришпорил коня.
Минуя улицу за улицей, квартал за кварталом, неслось живое чудо – скачущий слон. Люди глядели из окон, кареты шарахались в стороны. Три кеба неслись за ним, вызывая весьма нездоровое любопытство, пока зрители не сочли, что все это – просто странное шествие или реклама цирка. Неслись они с дикой скоростью, пространство сокращалось, и Сайм увидел Альберт-холл [34], когда думал, что они еще в Паддингтоне. На пустых аристократических улицах Южного Кенсингтона слон развернулся во всю силу, направляясь к тому пятну на горизонте, которое было одним из аттракционов Эрлс-Корта. Колесо становилось все ближе, пока не заполнило собою неба, словно кольцо созвездий.
Кебы сильно отстали. Многократно сворачивая за угол, они потеряли беглеца из виду и, добравшись до Эрлс-Корта, не смогли проехать сквозь толпу, окружавшую слона, который колыхался и пыхтел, как все бесформенные твари. Воскресенья на спине не было.
– Куда он девался? – спросил Сайм, спрыгнув на землю.
– Он вбежал на выставку, сэр! – ответил служащий, еще не очнувшийся от удивления. И обиженно прибавил: – Странный джентльмен, сэр. Попросил подержать лошадку и дал мне вот это.
И он протянул сложенный листок, на котором было написано:
«Секретарю Центрального Совета анархистов».
Секретарь с отвращением развернул записку и увидел такие стихи:
– Да как же вы его пустили? – крикнул Секретарь. – Разве к вам приезжают на бешеных слонах? Разве…
– Смотрите! – закричал Сайм. – Смотрите туда!
– Куда? – сердито спросил Секретарь.
– На воздушный шар! – не унимался Сайм, показывая куда-то вверх.
– Зачем мне на него смотреть? – сказал Секретарь. – Что в нем такого?
– Не столько в нем, сколько на нем, – отвечал Сайм. Все взглянули туда, где только что, словно детский шарик, парил огромный шар. Веревка порвалась, и шар уплывал прочь с легкостью мыльного пузыря.
– А, черт! – закричал Секретарь. – Он и туда влез! – И бывший Понедельник погрозил кулаком небу.
Когда шар, подхваченный случайным ветром, пролетал над сыщиками, они увидели большую голову Председателя, благодушно созерцавшего их.
– О, Господи! – проговорил профессор с той старческой медлительностью, от которой не мог избавиться, как и от седой бороды и от серой кожи. – О, Господи милостивый! Мне показалось, будто что-то упало мне на шляпу.
Он снял дрожащей рукой клочок смятой бумаги, рассеянно его развернул и увидел, что там написано:
«Ваша красота не оставила меня равнодушным. Крохотный Подснежник».
Все помолчали, потом Сайм сказал, покусывая бородку:
– Нет, я не сдаюсь. Где-нибудь эта мерзкая штука спустится. Идемте за ней.
Глава XIV
Шестеро мудрецов
По зеленым лугам, продираясь сквозь цветущие изгороди, милях в пяти от Лондона шли шесть сыщиков. Самый бодрый из них предложил поначалу ехать в кебах, но это было невыполнимо, поскольку упорный шар не желал лететь над дорогами, а упорные кебмены не желали следовать за шаром. И вот неутомимые, хотя и разъяренные путники продирались сквозь заросли и вязли во вспаханных полях, пока каждый из них не обрел вид, слишком жалкий даже для бродяги. Зеленые холмы Суррея видели гибель светло-серой пары, в которой Сайм ушел из Шафранного парка. Сломанная ветка прикончила цилиндр, шипы расправились с фалдами, английская грязь забрызгала даже ворот; но Сайм, безмолвно и яростно задрав голову, так что бородка торчала прямо вперед, глядел на летящий клубок, подобный при свете дня закатному облаку.
– Что ни говори, – сказал он, – а шар этот очень красив!
– Странной и редкой красотой, – подтвердил профессор. – Чтоб ему лопнуть!
– Надеюсь, он не лопнет, – сказал Булль. – Тогда старик ударится.
– Ударится! – воскликнул злопамятный профессор. – Это он-то! Попадись он мне в руки, я бы его ударил… Подснежник, видите ли!
– А я не хочу ему зла, – сказал доктор.
– Неужели вы верите ему? – с горечью спросил Секретарь. – Неужели верите, что он – наш человек из
