что у тебя они есть. Если тебя спросят «который час?» – ответь, но не возвещай всем ежечасно и когда тебя никто не спрашивает, ты ведь не ночной сторож.
В общем же помни, что знание (я имею в виду знание древних языков и литератур) – самое полезное и необходимое человеку украшение; не иметь его стыдно, но вместе с тем старайся всячески избегать ошибок и злоупотреблений, о которых я говорил и которые слишком уж часто ему сопутствуют. Помни также, что хорошо знать современность еще более необходимо, чем знать историю, и что ты лучше бы сделал, если бы в совершенстве изучил не прежнее, а современное состояние Европы, хотя мне хотелось бы, чтобы ты был хорошо знаком и с тем, и с другим. ‹…›
XXIV
Бат, 9 марта ст. ст. 1748 г.
Милый мой мальчик!
Время от времени мне приходится напоминать тебе о том, что я часто рекомендовал и чему всегда надо уделять много внимания, – о служении грациям. Различное действие, которое оказывают одни и те же слова и дела, в зависимости от того, присоединяются к ним грации[57] или их покидают, просто поразительно. Они расчищают путь к сердцу; а сердце имеет такое влияние на наш ум, что очень важно сделать его своим союзником. В женщинах сердце – это все, и ничто другое не имеет над ними власти, но и для мужчин, причем даже самых замечательных из них, оно значит так много, что из каждой схватки с разумом выходит победителем. Ларошфуко[58] говорит в своих «Максимах», что
А коль скоро это так, то целься в сердце. Присущего тебе достоинства недостаточно: ты завоюешь им общее уважение всех, но не ту совершенно особенную симпатию, которую таит в себе сердце каждого. Для того чтобы завоевать расположение определенного лица, ты должен, помимо твоих обычных достоинств, обладать еще некоторыми другими, имеющими для упомянутого лица совершенно особое значение: оказывать ему какие-то услуги или предлагать свою помощь, давать ему почувствовать свое уважение, быть с ним почтительным, любезным, внимательным и т. п. Если же ты вдобавок можешь быть еще и приятным, ты отыщешь путь к сердцу этого человека и тем самым облегчишь свое дело, а вернее всего, даже обеспечишь его успех.
На собственном опыте ты знаешь, какое неприятное впечатление производит тот, кто неуклюж, неряшлив, не умеет как следует ничего сказать и либо запинается и начинает бормотать себе что-то под нос, либо гнусавит и растягивает слова, кто не обращает внимания на окружающих и т. п., – как все это предубеждает тебя против человека, которого ты видишь первый раз, несмотря на то что, как ты потом узнаешь, у него могут оказаться большие достоинства и незаурядный ум. А с другой стороны, поразмысли над тем, как противоположные всему этому качества располагают тебя с первого взгляда к людям, которым посчастливилось ими обладать. Тебе хочется видеть в этих людях все достоинства, и ты разочарован, если их не находишь. Множество мелочей, назвать которые по отдельности просто невозможно, втайне сговорившись между собою, порождают эти грации, это je ne sais quoi, которое неизменно нравится людям. Приятная внешность, изящные движения, умение надлежащим образом одеться, мелодичный голос, открытое и приветливое выражение лица без смешливости – все эти качества и множество других – необходимые составные части того приятного je ne sais quoi, которое каждый чувствует, хотя никто и не может описать. Поэтому хорошенько присмотрись к тому, что тебе нравится или не нравится в людях, и убедись в том, что, как правило, то же самое им будет нравиться или не нравиться в тебе.
А раз я уже заговорил о смехе, то должен тебя особенно против него предостеречь: мне очень бы хотелось, чтобы люди часто видели на твоем лице улыбку, но никогда не слышали, как ты смеешься. Частый и громкий смех свидетельствует об отсутствии ума и о дурном воспитании – этим способом низменная толпа выражает свои глупые радости по поводу каких-нибудь глупых происшествий; на ее языке это называется веселиться. По-моему, громко смеяться может только человек крайне ограниченный и невоспитанный. Настоящее остроумие или здравый смысл никогда еще никого не смешили; им это не свойственно – они просто приятны человеку и озаряют улыбкой его лицо. Смех же обычно возбуждает или низкопробное шутовство, или какие-нибудь нелепые случайности; люди умные и воспитанные должны показать, что они выше этого. Стоит только человеку сесть мимо стула и свалиться на пол, и он повергает этим всю компанию в хохот, чего не могло бы сделать все остроумие мира, – вот, на мой взгляд, неопровержимое доказательство того, насколько низок и неуместен смех. Я не говорю уже о сопутствующем ему неприятном шуме и о том, как он ужасно искажает черты лица. Смех легко бывает сдержать очень коротким раздумьем, но, так как с ним обычно связывается представление о веселье, люди до конца так и не осознают, насколько он бывает нелеп. У меня нет никакой склонности ни к меланхолии, ни к цинизму; я так же хочу и могу веселиться, как и всякий другой, но я уверен, что с той поры, когда я стал жить в полном разуме, никто никогда не слышал, как я смеюсь[62]. У многих людей, вначале от неловкости и
Привычка эта, равно как и много других очень неприятных привычек, возникает оттого, что вступлению этих людей в свет сопутствует mauvaise honte. Попав в общество, они стесняются и приходят в такое замешательство, что совершенно не знают, что делать, и вынуждены пускаться на всевозможные ухищрения только для того, чтобы не потерять самообладания, в дальнейшем же все эти ухищрения превращаются в привычки. Одни ковыряют в носу, другие почесывают затылок, третьи крутят в руках шляпу, словом, у каждого неуклюжего, невоспитанного человека есть свои особые выверты. Но частое повторение одного и того же поступка ни в какой степени не может служить его оправданием, и хоть во всех этих вульгарных привычках да и в самой неуклюжести нет ничего преступного, их следует самым старательным образом избегать, ибо все это – серьезные препятствия на пути к искусству нравиться. Помни, что понравиться кому-то – всегда означает одержать некую победу или, по меньшей мере, сделать к этой победе первый необходимый шаг. Тебе предстоит добиваться в жизни успеха, и поэтому ты должен особенно тщательно изучить это искусство. Должен тебе сказать, что, когда ты уезжал из Англии, у тебя не было
Желаю тебе хорошо провести время на Лейпцигской ярмарке. Внимательно осмотри все лавки, наглядись на шутов, акробатов, канатных плясунов и
XXV
Лондон, 1 апреля ст. ст. 1748 г.
Милый мой мальчик!
За это время три раза уже была почта и ни одного письма – ни от тебя, ни от м-ра Харта; я думаю, что здесь дело исключительно в каких-либо непредвиденных обстоятельствах по пути между Лейпцигом и Лондоном, расстояние-то большое, а таких непредвиденных обстоятельств в пути могло быть немало. Я всегда стараюсь думать, что ты вполне благополучен, когда не узнаю ничего, что бы меня в этом
