Дмитрий Честный
БОРЬБА
Посвящается
Ulv Gegner Irminsson’у (R.I.P.),
Дмитрию Боровикову (R.I.P.),
а также всем людям действия!
Слова разъединяют.
Действие объединяет.
ЧАСТЬ I. ГРЯЗЬ
Небесной выси отвечало
В предощущеньи холодов
Из лужи детское начало
В слепом кубизме городов
(А. Широпаев)
1. Сокрушая отчаянье
Серые тучи сгущаются, птицы беспокоятся, отвратительно прыгая по тёмным веткам, теряющим последние листья. Только бы не было дождя. Или снега. Холодный ветер пробирается под одежду, только алкоголь немного согревает изнутри. Я лежу на грязной лавке и смотрю вверх. Тело теряется. Тело опутано слабостью, дешёвым портвейном, всасывающимся в пустующий желудок, окоченением и пустотой. Моя бритая голова лежит на отсыревшей газете, она так горит, видимо указывая на начало воспаления, что кажется, газета скоро высохнет. Голова пульсирует, это движение крови, но мыслей там сейчас почти нет, лишь обрывки.
Колокол ударяет несколько раз. На этом кладбище, в могильной сырости, я впервые ощущаю спокойствие. Мания преследования стихает. Мне уже всё равно, пусть найдут меня здесь. Кто-то может вызвать мусоров, недовольный дремлющим на лавке человеком, в то время, как сюда приходят скорбеть по покинувшим этот мир. Но разве мало бомжей и алкашей спит на лавках? Хотя я не похож на них. По крайней мере пока…
Я приподнимаюсь на локте, допиваю остатки этого отвратительного портвейна и выкидываю бутылку в кучу опавших листьев. Опять падаю на лавку. Кончились деньги. Опять надо будет искать какого-нибудь лоха. Я никогда раньше не занимался вымогательством, но вчера пришлось. Денег хватило лишь на хлеб и пиво, оставшиеся потратил сегодня с утра. После беспокойной ночи в вонючем подъезде захотелось нажраться. Что дальше? Я сейчас не думаю об этом, проваливаюсь в дрёму, в пьяный полусон. Ухожу от переживаний, от отчаянья.
Спина затекает, и я переворачиваюсь на бок, положив под голову руку. При этом ощущаю дикую слабость. Если я и смогу встать, то сразу упаду. Начинает моросить холодный дождик. Я смотрю на лужи и грязь. Тут наступает пик опьянения, и я закрываю глаза. Теперь только ощущения холода и сырости, неясные звуки, непонятно, есть они на самом деле или нет. Обрывки разговоров, мелькает беспокойная мысль, что за мной пришли, но нет, это вроде не ко мне. В голове возникают кадры, как будто из телевизора, словно я вижу чёрные похороны. Кто-то прибавляет звук, всё громче, громче. Теперь я различаю слова, но не могу собрать их в цельные фразы. Чёрный ворон пролетает, открывая прикосновением крыла мои глаза. Что-то внутри дёргается, словно хочет выпрыгнуть сквозь спину, чтобы убежать от страха. Но потом осознаю, что вроде ничего особенно страшного не происходит.
Они идут мимо меня. Все в чёрном. Белые лица, но чёрный взгляд. Это такие же Русские люди, как и я, но сейчас мне кажется, что мы совершенно разные. Мне кажется, что мои едва отросшие рыжие волосы слишком ярки сейчас, что оранжевая подкладка бомбера оказалась снаружи, и это непростительно в момент траура. Что красный портвейн окрасил моё лицо. Я здесь совершенно лишний. Но я не могу убежать, даже встать, я просто дико смотрю на это мрачное шествие. Чернота вокруг, только я свечусь оранжевым. Они всё идут и идут, словно призраки. Пронесли гроб, крышку, портрет милой молодой девушки, венки и прочее. Я захотел увидеть тело, но сразу отбросил это желание. Наверное, они отгадали его, но сделали вид, что не заметили. Они пытаются не замечать меня, хоть я и выделяюсь так сильно. Оранжевый в чёрном.
Я слышу обрывки разговоров. Они складываются в единый рассказ. Изнасилована и убита… Изрезали… Изнасилована… Убита… В больнице… Убита… Напали вшестером… Изнасиловали… Порезали… Он в больнице… Менты отказались… Зарезали… Чёрные… Он потерял много крови… Какую водку будем пить… Я бы их расстрелял… Кавказцы это… Ночью возвращались… Подкупили ментов, это ясное дело… Да, он должен поправиться… Убили… Убили… Убили… Убили… Убили…
Меня сдавливает непомерной тяжестью черноты, грязи, смерти. Сдавливает всё вокруг, рвёт на части, наползает. Чёрным туманом, катком по беспомощному телу, инъекцией грязи в сердце. Пустые глазницы истлевшего, тошнотворно сладкого трупа убитой девушки вгоняют в меня ужас. Её лицо в облаках столь же изуродованное, как весь мир вокруг, оно мрачно укоряет меня за моё состояние, за то, что я лежу здесь вот так. Но что я должен делать?!! Что сделал бы любой другой в моём положении?!!!!
Она говорит, убери грязь. УБЕРИ ГРЯЗЬ…
Я вжимаюсь в скамейку и хочу умереть прямо сейчас. Хочу исчезнуть. Смотрю в небо. Смотрю на протянутую с неба руку. Это её рука, красивая, белая, нежная. Я беру её, держу закрыв глаза. Это так хорошо! Медленно отпускаю и в этот момент опять ужасаюсь. Неужели это было?!! Я осторожно открываю глаза. Рядом никого нет. Все стоят на отдалённом от меня расстоянии и закапывают девушку в землю. Никто не смотрит на меня.
Они уходят, оставляя во мне массу отвратительных чувств. Какого чёрта они вогнали меня в депрессию!?? Я психую в глубине души, хотя внешне это вряд ли заметно. Развезло неслабо. Называю всех уродами, называю себя уродом и неудачником. Постепенно погружаюсь в мрачные раздумья. Кто виноват? Ответ на этот вопрос очевиден. Враг не даёт покоя уже давно, я до сих пор не знаю, кто победит. Опять я поддаюсь отчаянью. Какое дерьмо! Как всё плохо! Стоит ли жить теперь? Я здесь лежу один, скоро превращусь в бомжа, сопьюсь или умру. Те немногочисленные люди не смогут сломать систему,
