Когда ты идёшь за кем-то, чтобы его завалить, не так просто сохранить спокойствие. В самый первый раз я был спокоен, ну не совсем конечно, но почему-то с каждым разом колбасит всё сильней. Я думал, должно быть наоборот. Хотя всего-то четвёртый. Если получится. Хуже всего сейчас – ощущать свою слабость, особенно относительно такого здорового хряка. Но раз уж решил – иду до конца.
Я увидел его на остановке. Он вышел из автобуса и зашёл в ларёк купить сигареты. Я специально наблюдал издалека, чтобы не засветить своё лицо. Сейчас он идёт по улице, вероятно домой. Ему лет сорок, хачик среднего достатка, пытающийся выглядеть крутым. Я следую прямо за ним, дом за домом. Такое уже было позавчера, но я не смог осуществить задуманное из-за маленькой девочки, стоящей в подъезде. Мать её!
Он свернул к подъезду, нажал кнопки кодового замка. Я сразу за ним. Он как-то стрёмно посмотрел на меня, но я зашёл следом. Рука в кармане сжимает нож. Неожиданно я становлюсь совершенно спокойным, чувствую себя волком. Пиздец как хорошо!
Он поднимается по лестнице, и я настигаю его на площадке между первым и вторым этажами, втыкаю в него нож раз за разом. Сквозь кожаную куртку, через рёбра протыкаю его ёбаную чёрную плоть. Он поворачивается, тихо крикнув, пытается бежать мразь, но ещё удар и ещё, и вот этот урод упал, истекая кровью. Он конвульсивно дёргается, из под него растекается лужа крови, и вот уже струйка течёт в пролёт между этажами, я слышу звук её капель ниже, там, у двери. О да! Это так красиво! Прекрасное искусство убийства хачиков!
Бля! Бля!!! Я слышу голоса у входной двери! Сейчас они войдут, а там кровь течёт! Надо что-то делать! Я отгоняю кровь своим ботинком в другую сторону, пачкаю свои джинсы, потом понимаю, что всё это хуёво, и бегу вниз, оставляя кровавые следы, чуть не падая, мимо натёкшей внизу тоже немаленькой лужи крови. У входа стоит какое-то семейство, похоже с кем-то прощаясь, я пробегаю мимо, стараясь отвернуть от них лицо. Вроде они смотрели на меня как-то не так. Я добегаю до метро и там уезжаю, пусть даже в другую сторону, главное – подальше от этого места. Сердце бешено бьётся, вены на висках готовы лопнуть, швы режут плоть.
Бля, впервые так хреново вышло. Я в общем-то готов вроде к неожиданным ситуациям, но всё-таки надеюсь на удачу. Да и хер с ним, главное – акт совершён. Какие страсти разыграются! Я представляю плачущих хачиков и ухмыляюсь, в то же время пытаясь встать так, чтобы не было видно мои окровавленные ботинки. Да, это было красиво, особенно текущая вниз струйка псевдокрови этого паразита. Хоть картину рисуй. Пожалуй буду брать с собой фотоаппарат, хоть это и рискованно. Вообще, истинная коллекционная ценность таких действий будет видна любому дураку, когда будет завалено чурок тридцать и больше, вплоть до бесконечности… Тут появляется какая-то новая эстетика что ли, ну хрен знает, я не философ, чтобы рассуждать на такие темы. Это люди типа Коляна скажут об очищении через прикосновение к смерти, я же думаю не об этом. Просто совмещаю приятное с полезным. Посвящается моей любимой (покойся с миром)!
Последние дни проходят очень мрачно и депрессивно. Я совсем забросил учёбу, хоть до сессии ещё далеко, но ведь последний год учусь, тут было бы стрёмно провалить всё. Ни учиться, ни делать что-либо, чем занимался раньше, вообще не хочется. Швы ещё не сняты, боль стала слабей, но постоянно напоминает о себе. Мне всегда теперь как-то хуёво, словно боль в каждой клетке. Не говоря уже о той боли, что внутри. Теперь есть только ненависть. Она жжёт меня всё сильней. Наверное, из-за неё я буду страдать ещё дольше, но это не имеет значения для меня. Я чувствую себя выброшенным из того мира, где я жил раньше. А кто виноват? Кто виноват, тот познает это сполна! Ненависть. НЕНАВИСТЬ! НЕНАВИСТЬ!!!
Как-то странно и стрёмно, что лишь немногие знают то, что теперь знаю я. И я бы не знал. Ну да, система работает, люди не думают. Надеюсь, охуенная красота моих актов самоотверженности заставит кого-то задуматься. А я даже не смотрел телевизор, и не знаю, говорят ли там про это. Вообще стало понятно, что это телевидение – это дерьмо. Показывают хуйню какую-то чтобы люди тупели.
Я приехал домой и просто сидел. Сегодня даже не пил. Уже заебало как-то пить. Это Санёк меня спаивает. Сам он наверняка сопьётся, и его либо мусора схватят, либо завалит кто- нибудь на улице. Совершенно хуёвая судьба. Да, мы же договаривались с ним завтра встретиться. Опять в той же забегаловке посидеть…
…Мы встретились вечером, когда солнце так угнетающе освещало нас жёлтым светом, что казалось – лучше бы его вообще не было. Яркие лампы в кафе угнетают не меньше, они создают ощущение, как будто лежишь на операционном столе. Здесь вонь, наверное недавно кто-то проблевался, но блевотину уже убрали. Я предложил Саньку найти другое место, но он отказался, наверняка вонь, идущая от него самого, не позволяет ему почувствовать вонь этого грёбаного кафе. От него тащит непонятной хуйнёй, что-то типа тухлой капусты, смешанной с мочой. Я уже не говорю ему про это, уже надоело. Даже если он где-то помоется, становится немногим лучше – одежда пропахла напрочь. Ну и бомжара!
Он пьёт пиво, как и многие из алкашей, сидящих вокруг. Верней, они выпивают сначала стопку-другую водки, а потом хуячат пиво, а Санёк сразу начал с пива. Предлагает и мне.
– Не, я не буду, – говорю. – Меня и так колбасит, как будто я уже нажрался. Со здоровьем проблемы, сам видишь, а это бухло только усугубляет. Я уж когда поправлюсь.
Я беру томатный сок и когда пью его, понимаю, что он похож на кровь хачика, только посветлее. Санёк берёт вторую кружку пива.
– Ещё я вот чего заметил, – говорю. – Если пьёшь, когда тебе хорошо, то становится ещё лучше, а если плохо – то ещё хуже. А сейчас вообще хуёво! Ты понимаешь? Врубаешься в это?
– Да хрен его знает. Мне вроде всегда лучше становится, – говорит он.
Допивая третью кружку он начинает засыпать. Быстро же его развезло! В общем-то, не удивительно. Плохо другое – по кой хер я встретился с этим алкашом, если мы сегодня так ничего дельного и не обсудили, и даже просто нормально не поговорили? Только время просрал!
– Эй, пошли отсюда! У меня дела ещё есть. Вставай, ёпты!
Он решил остаться, а я ушёл и поехал домой. Ехать было всего-то пять остановок, но люди как раз ехали с работы, пришлось впихнуться в переполненный автобус.
У, блядь, кого я вижу! Злоба ёбнула внутри так, что потемнело в глазах. На втором сиденье у окна сидит хачёвская баба лет тридцати с ярко выраженными признаками национальности. Одета в какие-то дорогие меха, на пальцах с длинными красными ногтями золото, в ушах золото, на лице дорогая косметика. Вероятно, эта мразь просто ссытся водить машину, поэтому и ездит в автобусе. Очевидно, что она красива. Что бы такое сделать стрёмное для неё? Тут я понимаю – она же едет домой, а у меня есть нож!
Через две остановки после моей она выходит. Я конечно тоже. Наверняка, я смог бы идти за ней и с закрытыми глазами по шлейфу духов. Она покачивает бёдрами, ноги немного полноваты, но их никак не назовёшь толстыми – это самое то! Впервые с той ужасной ночи у меня встал член. Что за дерьмо?! Я пытаюсь настроиться на мрачные мысли, об убийстве, о крови и опасности. Но он всё стоит. Тут выход один – не смотреть. Но отступать нельзя. Она подходит к подъезду и открывает дверь, нажав на кнопки кодового замка, заходит, и дверь закрывается. Я спокойно стою. План другой.
Выждав пару минут я подхожу к двери и подбираю код. Это оказывается просто – нужные кнопки светлее других из-за частых прикосновений. Какие же тупые тут люди – не додумались иногда менять код. Я прохожу по всем этажам, осматриваю всё, и наконец поднимаюсь на самый верх. Отлично – дверь на чердачный этаж открыта! Совершенно тёмное помещение, заваленное мусором, окурками, шприцами, бутылками и дерьмом. Почему-то приходит на ум Санёк, и я думаю, что к счастью он пока не опустился до того, чтобы ночевать в таких местах, надеюсь, и не опустится. Обратно я
