– Шмон, – повторила Таня, смутившись.
– А что это такое?
– Ну, это... Проблемы, в общем. Так сказала Женька.
Стив рассмеялся.
– У твоей сестрички замечательный лексикон! Шмон – это обыск, проверка на зоне.
– Где? – удивилась Таня в свою очередь.
– На зоне. В тюрьме.
– Да. Точно! Женька все ныла: тюряга нам светит, пойду свечку поставлю, может, пронесет.
– Ладно, Танюш. Не будем о грустном...
– Смотри не рассказывай об этом никому, – поспешно добавила я. – Ни о какой тюрьме речи, конечно, не было. Жене грозили большие штрафы – только и всего. Но она... она очень испугалась. Это потому, что она еще слишком молоденькая, даже маленькая для таких крупных дел...
– Это Женька-то маленькая? – перебила Таня возмущенно. – Семьдесят пять кило!
– Скажем так, маленькая для руководства целой клиникой, – закончил мою мысль Стив. – Ей ведь приходится очень несладко.
Таня задумалась. Она с рождения привыкла считать Женьку взрослой, и при этом взрослой пофигисткой. Женя почему-то с удовольствием эксплуатировала этот имидж, да так успешно, что неискушенная Танюшка крепко уверовала в его подлинность.
На самом же деле Женя никакой пофигисткой конечно же не была. Нет! Она была обыкновенной девочкой, без памяти влюбленной в своего мальчика и изо всех сил скрывающей этот факт. Оставшись в девятнадцать лет без родителей, Женя – без преувеличения сказать – ощущала себя круглой сироткой. А нашу со Стивом помощь она принимала с детским чувством смущения и благодарности.
...И семейное празднование Пасхи для Жени, догадывалась я, нечто вроде ролевой игры в дочки- матери. Она – мама, ей на долю выпало счастье сыграть самую престижную роль. С радостной и гордой улыбкой Женя приглашает нас к торжественно накрытому столу.
Я вспоминаю: одним из первых московских впечатлений после возвращения из Англии четыре года назад стала для меня Женя, темпераментная девочка-подросток, искренне презирающая идею домашнего уюта и праздничные застолья – ее материальное воплощение. В те годы Женькин цинизм не имел границ. Под возмущенный вскрик тети Иры она выхватывала из сердцевины стола самые лакомые кусочки, сводя тем самым на нет всю красоту и гармонию, и убегала к своему Максу.
Минуло четыре года, и вот Женя, наигравшись в бесшабашного подростка, приглашает нас к столу, накрытому в духе имперско-сталинского великолепия – с салатами, заливной осетриной, слоеными пирожками и котлетами по-киевски. Мы следуем за ней, выстроившись парами, как играющие в ручеек дети. Стив почтительно ведет к столу тетю Иру, Макс – с не меньшим почтением – протягивает руку мне. Должно быть, я для него такая же древняя черепаха, как моя тетка для Стива. А замыкает наша шествие Таня – в бежевом бархатном платьице с белым кружевным воротничком, в ажурных колготках, словно сошедшая со страниц журнала.
– Она теперь актриса у вас? – обращаясь ко мне, интересуется тетя Ира.
– Не так чтобы настоящая, – широко улыбается обожающий эту тему Стив, – но...
– Чего уж там! – Тетушка хмурит брови. – Знаю-знаю! Скоро у них премьера!
– Таня похвалилась тебе? – торопливо спрашиваю я, угадывая в ее словах скрытую иронию и неодобрение.
– То-то и оно – похвалилась!.. Задурили вы голову девчонке.
– Чем, тетя Ир, задурили? Что плохого в том, что Таня будет выступать в театре?! Актриса, в конце концов, неплохая профессия. А если она актрисой быть не захочет...
– Профессия! – сердилась тетка. – Какая в десять лет может быть профессия?! От великой бедности детишек в люди отдавали профессию получать. А у вас что, бедность такая?
– Наоборот! – Таня надменно приподняла красиво изогнутую, как будто нарисованную, бровь. – В нашей студии занимаются дети политиков и бизнесменов. А у одного мальчика – папа банкир!
– Новые русские? – ужаснулась тетя Ира. – И ты дружишь с ними?
– Ты что, бабушка?! Когда нам дружить?! Во время репетиции все заняты. А после – мы сразу едем домой, уроки надо делать.
– Вот я и говорю! – сокрушенно покачала головой тетка. – Лишили ребенка детства! Еще и неизвестно, вдруг великая актриса из нее не получится?! – Никто не поддержал ее предположения, но тетя Ира и не нуждалась ни в чьей поддержке. Она поехала дальше. – Да! Вот какая теперь пошла жизнь. Работают все сызмальства. А жить-то, получается, когда?
– А что, по-твоему, бабуль, значит жить? – спросила Женя.
– Ну, жить! Не знаешь, что ли?! Гулять, влюбляться, ездить на природу, книги читать.
«Мечтать, спорить до хрипоты...» – мысленно продолжала я перечень идеалов теткиной юности.
– А ты одно знаешь – клиника, работа!
– Ну, как одно? – пожала плечами Женя. – Мне, например, скоро сессию сдавать.
– И как ты ее сдашь? – с легким презрением осведомилась тетка. – На лекции не ходишь, учебники не открываешь.
– Зачем ей учебники? – вступился за жену Макс. – Она уже доктор, практикующий ветеринар.
– Мне в академии, между прочим, так и сказали! – объяснила с гордостью Женя. – Вы клиникой руководите, это мы у вас учиться должны.
– Дожили! – Мне показалось, что тетя Ира даже головой затрясла от презрения и досады. – Да стал бы в наше время профессор студенту такое говорить!
– Почему же? Факт сам по себе замечательный, – заметил Стив с примирительной улыбкой. – Молодая девушка, студентка и уже заведует клиникой. Я бы тоже удивился на месте профессора. И «пять» бы поставил. Женя уже, считайте, профессионал. А оценки в зачетке... Институтские профессора, как никто другой, знают им цену.
– Да, – обрадовалась Танюшка. – Женька у нас просто бизнесвумен! Они ей одни пятерки ставить должны.
– А если вдруг не захотят, ты, Жень, отнеси им своих пирожков, – посоветовал Стив дружески.
– Пирожков! – передразнила тетка. – Какое отношение к знаниям! Кто бы в прежние времена даже в шутку осмелился равнять оценку на экзамене с какими-то пирожками?!
– Трудно с ней так, – жаловалась мне Женя – перед чаем мы с ней убирали грязную посуду со стола. – Всем недовольна. Ну всем! Хоть внешнюю политику возьми, или мои дела в институте, или грязь в подъезде! Правда, из дома она теперь редко выходит... А последнее время моду взяла – на Макса наезжает! Я тут ее на место поставила. Ты уже совсем, что ли, опупела, говорю. Если уж Макс тебе плохой!..
От вальяжной хозяйки дома в одно мгновение не осталось и следа. Передо мной стояла самая обычная девочка, задетая за живое произволом взрослых, обиженная, возмущенная, готовая грызть за свою любовь глотки.
Образ показался мне смутно знакомым. Ну конечно! Сейчас она как две капли воды похожа на мать! Когда-то несчастная Дарья так же отчаянно и мужественно отстаивала свое право быть счастливой, иметь семью. А тетя Ира с высоты прожитых лет усмехалась: семьи не будет! Ему нужна не ты, а квартира, да еще прописка московская.
Тетя Ира и по сей день убеждена в свой правоте. Трагическая Дашкина смерть только прибавила ей уверенности. Однако рискну заметить: на самом деле семейная жизнь моей кузины складывалась далеко не так однозначно, как интерпретировала ее тетя Ира.
Главное, Вова, Дашкин муж, вовсе не был прагматиком или подлецом. По-своему он был предан Дашке, только ему постоянно хотелось доказывать... Жена ведь никогда не думала о карьере. Она любила дом, рожала детей. И как это ей между делом удалось оказаться во главе доходного, успешного бизнеса?! А я хуже, что ли, терзался Вова. А потом от терзаний переходил к действиям, то есть к доказательствам – методом от противного. Но годы шли, а теорема о Вовиной полноценности все еще доказана не была.
В очередной раз забрезжившая надежда, не успев разгореться, скоро погасла. Вова получил шанс наладить собственный бизнес – добывать минеральную воды из бьющих на холщевском участке источников. Одно плохо: злополучные источники находились именно в той части участка, которую тетя Ира зачем-то
