свой – родной – ребенок! Ты кого больше хочешь, мальчика или девочку?
– Мне все равно, – тоном чревовещателя ответила я. – Кто родится. Я ведь не ожидала совсем.
– Стив будет в восторге!
– Не знаю! Он так переживает за Стаську... – Мне очень хотелось рассказать Марине об обрушившихся на нашу голову сложностях, но, к несчастью, у меня в сумке зазвонил мобильник.
– Алла Викторовна!
– Да, Леша.
– Что-то случилось? – Необычайно чуткий, он сразу догадался, что у меня проблемы.
– Все в порядке, Леш... Все хорошо.
– Но у вас такой голос...
– Я волнуюсь. Сегодня у нас в семье не совсем обычный день.
– Алла Викторовна, мне бы не хотелось вас огорчать, тем более я вам сам обещал когда-то...
– Ты акции имеешь в виду?
– С акциями полный порядок! Ими в по след нее время многие интересуются. Нет, тут другое. Помните, мы с вами договорились... ну, про Настю.
– Да, помню! – обрадовалась я. – Ты молодец, сделал все как надо. Она совершенно счастлива. Ждет не дождется, когда вы встретитесь с ней в реале.
– Вот я как раз и хотел об этом.
– О чем?
– О нашей встрече. Она отменяется.
– Как отменяется?! – дурным голосом заорала я.
Марина схватила меня за руку:
– Дорогая, пожалуйста, успокойся.
– Я не смогу приехать.
– Какие проблемы? Перенеси встречу на другой день...
– Нет, вообще не смогу.
– Ах, все ясно! Ты не можешь... простить Насте этого Арвида. Правильно? Для меня самой он явился полной неожиданностью. – Я начала довольно грубо выкручиваться. – На него больше не стоит обращать внимание. Этот человек навсегда отбыл в свою Ригу...
– Алла Викторовна...
– Лешенька, ради бога, выслушай меня. Все это давным-давно забыто. Мимолетное увлечение. И Стив очень переживает... В смысле Степан Владимирович неимоверно хочет, как и я, просто мечтает тебя увидеть сегодня и...
– Алла Викторовна, я, естественно, могу прийти, но только это ничего не изменит. И поэтому я не приду.
– Но почему? – вскричала я.
– Алла! Успокойся. Тебе нельзя!..
– Как же ничего не изменит?! – настаивала я. – С точностью до наоборот! Ты все уже изменил! И самым чудесным образом. Сказочным!
– Не я, Алла Викторовна. В том-то и дело, что не я.
– То есть?! – У меня мелькнула нехорошая догадка. – Noname – это не ты, что ли?
Алексей печально вздохнул:
– Вообще-то я, но...
– Ну конечно же ты! Больше просто некому! Но тебе сейчас трудно Стасе простить... Я понимаю. Но послушай меня, Леша...
– Дело не в прощении.
– А в чем же тогда? Она тобою очарована. Рвется увидеться. Ты все сделал блестяще.
– Алла Викторовна, вот какое дело... Noname – это не я.
– Леш, ну давай по-простому. Ты обижен. Я рассказала тебе о Настином горе не совсем верно. Да?.. Ты узнал, то есть она сама тебе выложила как на духу про этого самого Арвида. И даже показала его фотки. Наверное, я была не права, когда говорила тебе, что Стася по тебе убивается... Да, мне было известно про Арвида. Но мы все – и я, и Стив, ни на секунду не сомневались, что это ее временное увлечение. Оно скоро пройдет. И уже прошло! Они были не пара. Но ты все узнал и теперь не можешь простить, обижаешься...
– Нет. Алла Викторовна, я не обижаюсь. Тут дело совсем теперь в другом.
– В другом?! – Теряя равновесие, я ухватилась за Маринино плечо. – Ты хочешь сказать, Леш, что Стася тебе призналась, что у нее есть кто-то еще?!
– Нет-нет, Алла Викторовна, вы меня не поняли. Другой – я.
– Ты?!
– Я не noname. В этом все и дело.
– Так ты все-таки не noname? – пробормотала я.
– Вы опять не уловили, Алла Викторовна. Noname – это конечно же я. Но я-то – не noname. Понятно? Я создал нужный виртуальный образ, имидж. Доброго, разумного, все понимающего старшего товарища, духовника и психоаналитика в одном лице. Noname, короче. Но в реале-то я никакой не noname, а Алексей Стеклов, понимаете? И совершенно другой. И стоит мне выйти в реал... как все исчезнет... А с акциями, Алла Викторовна, будьте спокойны. Все идет блестяще.
Слабеющей рукой я убирала мобильник в сумку.
– Что? Говори скорей, что произошло! – Бедная Марина, перепуганная моим смятением, никак не могла взять в толк, кто такой noname и почему его отказ идти на свидание огорчает меня до такой степени.
– Поедем, я тебе потом объясню! Еще только не хватало нам опоздать в театр.
– Запомни, Алена: в период беременности любой негатив должен быть исключен.
– Исключен? – рассвирепела я. – Скажи им! Ему, Лешке этому! Или Стасе! Пусть они все исключат... Если он сегодня не придет на свидание, она же сойдет с ума!
– Вот оно что!.. Стася... Но ведь ты рассуди здраво. Кто такой для нее Лешка? Очередной друг. Один из многих! А ты, если будешь западать на их сиюминутные проблемы, можешь лишиться ребеночка! Ты себе этого не простишь никогда. А Стив тебя просто убьет! – закончила она веско.
– За что убьет-то? За то, что я пыталась устроить личную жизни его дочери?..
– И тем самым разрушила свою! В твоем возрасте пора уже понимать, что по-настоящему ценно.
– Ладно, поедем, – вздохнула я. – Главное, сейчас в театр не опоздать! Я же толпу народа пригласила, а билетов никому не дала. Они все там стоят, нас дожидаются.
– Успокойся, – попросила Марина. – В таком состоянии нельзя даже за руль садиться.
Но что мне оставалось? Я села за руль и, объезжая знаменитые московские пробки иногда прямо по тротуару, подъехала ко входу в прославленный театр.
Узкие, но тяжелые с причудливо изогнутыми ручками двери, щелочки-окна на строгом сером фасаде... На меня надвигался новый мощный приступ негатива. На этот раз мне стало страшно. Я исступленно боялась за Танюшку.
Гости тотчас обступили меня, начались приветствия, поздравления, пожелания. Не прислушиваясь и не вглядываясь ни в кого конкретно (кажется, все явились в театр при полном параде, многие принесли цветы), я извлекла из сумки театральные билеты и раздавала их приглашенным.
– Алла, ты видишь, что я не одна! – дергала меня за руку Светка.
– Ничего, у меня есть лишний билет. Стася не придет.
Получив билет, Светка отошла в сторону, где ее ждал высокий шатен в сером пиджаке.
– Кто это? – рассеяно спросила я Стива.
Он пожал плечами:
– Не знаю. Она мне его не представила... Андрюха пришел с очередной девицей. Мне неловко даже.
– Сегодня мог бы обойтись без девиц, – почти машинально ответила, мысленно находясь во власти того острого, обжигающего и одновременно леденящего чувства, которое переживает неискушенный человек, впервые выходящий на сцену.