такое-то, а?!» – Елена Лисневская здесь живёт?
– Заходи. Ленка!!! – кричит Лёня. – Твоя подруга пришла. Садись! – Он пригласительным жестом указывает на стол, стоящий под тентом. – Ешь, пей. Сейчас Ленка придёт, а чуть позже и остальные подтянутся. Купаться пошли. Я уже не могу купаться. Ты с Ленкой учишься?
– Нет, – разозлилась Лидочка на Лёню за то, что собирается и ему объяснять что и как. – Не совсем, мы с ней на разных факультетах учимся. Она на стоматологическом, а я – на лечебном.
– Так, значит, ты со мной учишься! Потому что я тоже на лечебном. На шестом курсе, – ржёт парень и, схватив Лидочку за руку, тащит за стол и наливает ей полный бокал красного вина из трёхлитровой стеклянной банки.
«Да к чёртовой матери, в конце концов, этот некрепкий кофе с молоком!» – думает Лидочка и залпом выпивает холодное сладкое вино. Она долго ехала в жарком трамвае. Ей очень хочется пить, быть, наконец-то, непослушной девочкой, очень нехорошо себя вести и даже задавать глупые вопросы.
Спустя ещё бокал холодного красного сладкого вина в голове становится шумно-шумно. Ещё – и в сердце – смело-смело. Ещё – и на душе – легко-легко. Лёня что-то увлечённо рассказывает и беспрестанно хватает Лидочку за коленки. Ленка ругается с «моим Петей», во дворе грохочет музыка. Город накрывает немыслимая даже для пыльного юга жара, и холодное красное сладкое вино хочется пить ещё. И ещё. И ещё. Лидочка не может, но ей хочется. И она пьёт.
– Ленка, а где твой пёс? – спрашивает отчего-то вдруг неповоротливым языком Лидочка подругу, когда та, наконец, перестаёт метаться между домом и двором и пилить «моего Петю» за очередное что-то.
– Вильям? Да он в дальнем углу огорода привязан. Он же зверь, ты что! Только меня подпускает. Даже на моего Петю рычит, вроде как предупреждает: «Не подходи!» Можешь посмотреть издалека. Кстати, надо бы ему свежей воды налить. Нет-нет! Не вздумай. Это я себе напоминаю. Жарко. У него знаешь какая шуба? Дублёнка настоящая, а не шуба! Кожух! Ты чего так окосела-то? Ты смотри осторожней. Жара, вино холодное. Только это, Лидочка, вино, а не вода. Да ещё и дурное молодое вино. Иногда лучше водки выпить, уж поверь.
– Что ж это все со мной как с маленькой?! Я хочу и могу! Хочу и могу смотреть на собаку!
– Ну, иди, смотри, раз хочешь и можешь. Только издалека, – миролюбиво отвечает Ленка подруге.
Лидочка отмахивается от надоедливого Лёньки, который уже, кажется, желает её ничуть не меньше, чем Герочка. «Судя по состоянию его «кувшина с яблоками», – думает про себя и хихикает вслух пьяная Лидочка.
– Я пойду на пса посмотрю, понял?! А ты отстань! У меня жених есть. Даже целых два. А может, и три, но Ванька – жид. Кто ж русской Лидии разрешить выйти замуж за жида Ивана? – заявляет она Лёне и хохочет.
– Ну, сходи-сходи, освежись. День ещё длинный, да и ночь не коротка, – соглашается новоявленный кавалер. – Я пас. Вильям наш Шекспирович просто зверь. Лает и рвёт цепь так, что ну его. Я даже издали любоваться не имею желания. Сейчас сама убедишься, Лидочка.
Девушку передёргивает.
– Для кого Лидочка, – пищит она внезапно противным голоском, морща лобик, – а для кого Лидия Фёдоровна Юсупова. Ага?..
– Чего? – недоумевает Лёня.
– Того! Ты что, «Пять эпизодов из жизни Берегова»[26] не читал?
– Начитанная? – шутливо спрашивает старшекурсник, но в маленьких бесцветных глазках его загораются злобные огоньки. – Мы тут все пересыпские, в школе фасона «шлях до вьязныци»[27] учились, так что…
– Не сильно выпендривайся? Это я ещё не сильно. Сильно будет, когда я задам тебе глупый вопрос.
– Это какой же? – насмешливо уточняет Лёня.
– О коллапсе звезды и превращении её в чёрную дыру! Съел?! Так что ты пока размышляй, чего бы такого умного ответить на мой глупый вопрос, а я пойду смотреть на Вилю, пока остальные не вернулись. Что-то долго купаются.
Перемещение тела в липком тягучем пространстве жары даётся Лидочке с трудом. В тени тента всё легко и возможно. Тут же, под солнцем, девушке кажется, что она резко уплотнилась, отяжелела и весит тонну. Или даже две тонны. Где-то в поддиафрагмальном пространстве внезапно начинаются неприятные волнения.
– Лидочка, ты себя хорошо чувствуешь? – окликает девушку Лёня. – Если охота блевать, звезда, цивилизованный туалет есть в доме. На дворе только чёрная дыра, – гогочет Лёнчик.
– Я туда, на огород, – не обернувшись, бурчит Лидочка, не привыкшая к такому громогласному объявлению всего, что касается физиологии.
«Только последний дурак может сказать слово «блевать» молодой интеллигентной девушке, которая хочет… блевать. Ещё и мои слова украл, чтобы меня же ими и высечь, гад!» – думает Лидочка, с трудом ворочая мысли. Она с неожиданной для незнакомого ей
Лидочка вяло бредёт куда-то дальше, в глубь огорода, и вдалеке, у забора, ей вдруг чудятся блики воды. Блики, что резвятся на водной глади в солнечные дни. Такое маленькое озерцо. Очень маленькое озерцо, полное весёлых маленьких бликов. «Сейчас доберусь, умоюсь и голову себе оболью. Что там у них? Почему вода? Ленка кричала «моему Пете», чтобы набрал в колодце и полил огурцы, раз он такой мудак, что шланг не может подключить. Ох, ну их! Только бы добраться до спасительного, призывно бликующего водоёма… «Генка-колхоз», обожающий уродство, непременно бы начал меня рисовать, будь он здесь. Я как раз очень похожа на «Постоянство памяти».[29] Я желеобразная, из меня вырываются фонтаны дряни, я истекаю липким потом и грязью. Мне гадко. Я – гадкая. И как раз коричневый, дерьмовый фон. Я наверняка вляпалась, блюя в нужнике, в человеческое дерьмо. Хуже нет дерьма, чем человеческое. Да ещё и чужое. Я кувыркаюсь в дерьме, и Генка пишет это в режиме реального времени, как паскудный импрессионист-извращенец. Только это не рассвет с лодочками,[30] а дерьмо с Лидочкой. И где-то вдали небо любит горизонт. Какие красивые слова в моей медузьей голове, и как омерзительно у меня во рту, в желудке и везде».
Лидочка добирается до углового подзаборья и окунает свою плохо соображающую голову в озерцо с водой. Напивается из него, умывается оттуда же, остатки озера выливает себе на голову и впадает в
Приходит в себя оттого, что кто-то протирает ей потный липкий лоб какой-то шершавой плотной тряпкой. Рррраз. Дввва. Тррри. От этих ритмичных тугих массажных протираний становится значительно легче. Пахнет ванилью.
– Ой, спасибо! Спасибо! Простите, мне так неловко! Я сама виновата, я никогда ещё не пила так много холодного красного сладкого вина на жаре. Если честно, совсем никакого даже мало не пила. Даже наливку не пила из напёрсточных красивых стопок, у одной маленькая трещинка в дне. Только газировку из будки, да и ту без сиропа. А тут вино такое сладкое, красное и холодное. Вот Маринка, та
