Мирная счастливая жизнь кончилась… Что-то будет впереди?..
На берлинском вокзале Тухачевского встретили сдержанно, с официальной торжественностью. Поскольку он был здесь проездом, почетного караула не было, но представители штаба и правительства вышли его встретить вместе с членами советской колонии. Среди последних, первым в вагон к маршалу влетел низенький коренастый, на кривых ножках, торгпред Канделяки. Едва поздоровавшись, он поспешно спросил:
— Вы телеграмму товарища Сталина получили?
— Получил, но какое вы имеете к ней отношение?
Заросшее черными курчавыми волосами лицо грека выразило досаду.
— Не в том дело… Но вы знаете, товарищ маршал, что вам рекомендовано в Германии не выступать?
Тухачевскому сделалась противной эта вечная подчиненность грязным махинациям Кремля. Ослушаться было, разумеется, невозможно, но состоять под контролем этого волосатого грека было так унизительно.
— Что мне рекомендовано, — холодно оборвал он торгпреда, — я и сам хорошо знаю. И как мне поступать — также. Вы говорите со мной от имени товарища Сталина?
— Нет, но я…
— Отчет в своих действиях я дам лично товарищу Сталину, — сухо отчеканил Тухачевский, направляясь к выходу из вагона. — И прошу, товарищ, избавить меня от ваших личных указаний…
Выйдя к группе встречавших его немецких чиновников и офицеров, и поздоровавшись с ними, маршал спросил:
— Кто из вас, господа, является представителем министерства иностранных дел?
Вылощенный чиновник с моноклем в глазу изящно склонился.
— К вашим услугам, герр маршал.
— Обстоятельства не позволяют мне, к величайшему моему сожалению, задержаться дольше в Берлине, но я хотел бы обратиться к германскому правительству с личной просьбой.
— Все в Германии к вашим услугам, герр маршал, — так же любезно повторил чиновник.
— Мне очень хотелось бы посетить крепость Инголынтадт, где я много месяцев пробыл в плену во время Великой войны. Не могу ли я просить германское правительство разрешить мне посетить это место и предоставить для моей личной поездки туда машину и спутника?
— Разумеется, герр маршал. Через час машина будет вас ждать у советского посольства.
Полпред Крестинский и торгпред Канделяки встретили желание Тухачевского со скрытым недовольством. То, что маршал не попросил машины полпредства и не пригласил с собой никого из советских чиновников, удивило и обеспокоило их. Сам маршал был молчалив и задумчив. Узнав, когда отходит поезд в Москву, он коротко сообщил советским представителям перед отъездом:
— Мне только хочется поглядеть на места, связанные с трагическими личными воспоминаниями. К вечеру я вернусь обратно и затем прямо отправлюсь в Москву…
Великолепная германская машина доставила Тухачевского прямо на аэродром. Там его ждал специальный быстроходный аэроплан, через два часа плавно спустившийся в Нюренберге. После легкого завтрака, такая же прекрасная машина помчала его по знаменитому «аутобану» в Ингольштадт. Обратившись к спутнику на своем неважном немецком языке, Тухачевский с удивлением выслушал ответ на прекрасном русском. На высказанное им удивление, его спутник, чисто выбритый средних лет господин в штатском, чуть усмехнулся.
— Мое назначение в ваше распоряжение, герр генерал-фельдмаршал, — это один из небольших знаков внимания германского правительства к дружественной соседней державе. Нам очень хотелось бы, чтобы даже из краткого пребывания в нашей стране вы вынесли от нее и ее правительства самые лучшие воспоминания.
— Смею вас уверить, господин…
— Вернер, к вашим услугам, — склонился спутник.
— Господин Вернер, что, разумеется, всякий представитель германского правительства неизменно встретит в Москве такое же предупредительное отношение к своим желаниям.
Спутник склонился еще раз.
— Это нам особенно приятно, господин маршал, тем более, что мы с большим вниманием следим за экономическим, политическим и военным развитием вашей богатейшей страны и уверены, что длительное содружество обеих мощных госу7 дарств будет только необычайно содействовать их расцвету и европейскому миру.
Завязался разговор, любезный, осторожный, ни к чему не обязывающий. Вернер оказался человеком, чрезвычайно точно осведомленным в русских делах, хотя и не скрыл, что некоторые стороны советской жизни иностранцам не вполне понятны. Но это замечание было высказано в такой корректной форме, даже с милой шуткой о «таинственной славянской душе», что Тухачевский не смог счесть эту тему политически значительной. В дальнейшем разговоре немец сумел тонко польстить маршалу и дать ему понять, что германское правительство рассматривает его, как главную пружину развития СССР за последние годы, особенно в военном отношении. В дальнейших разговорах немец сумел тонко намекнуть, что, по существу, более тесному сближению обеих стран, имеющих так много общего даже во внешней структуре, мешает очень немногое — не вполне оправданное сближение СССР с. Францией, наличие Коминтерна и бьющее в глаза влияние евреев на жизнь страны. Он намекнул также на то, что антигерманское выступление Тухачевского в Париже уже известно в Германии, но не считается серьезным политическим шагом.
Советский маршал был восхищен тем, с каким тактом, ловкостью и тонкостью ему дали понять пожелания Германии в отношении политических изменений в жизни СССР. Он перевел разговор на другое. Заметив, что Вернер с особенным ударением произносит его титул на немецкий лад, Тухачевский попытался отшутиться, сказав, что он «пока» только маршал.
— Извините, — вежливо возразил немец, — в России никогда не было такого титула. Всегда «фельдмаршал». А поскольку вы являетесь еще и прославленным полководцем, — разрешите мне называть вас полным титулом. Мы позволяем себе надеяться, что этот титул у вас далеко не последний…
— Как так? — удивился Тухачевский. — В военном мире выше такого титула ничего нет.
— Да, в военном, — тонко улыбнулся Вернер. — Но ведь есть и другие области государственной жизни, где вам, герр генерал-фельдмаршал, еще, может быть, придется выдвинуться. И мы, германцы, были бы рады помочь вам в этом выдвижении и тем приобрести в вас искреннего друга.
Намек был очень ясен. Немец испытующе глядел на советского маршала и ждал его реплики. Но Тухачевский вспомнил приказ Сталина и уклонился от ответа. Немец заметил это нежелание прямо ответить и понимающе улыбнулся.
— Разумеется, герр генерал-фельдмаршал, я сказал это, как мое личное мнение и пожелание. Вы, как не только выдающийся воин, но и как опытный политик (Вернер предложил знатному гостю первоклассную папиросу из великолепного портсигара и конфиденциально снизил голос, будто бы для того, чтобы не быть подслушанным шофером), понимаете, конечно, что Германия заинтересована иметь на востоке мирного соседа, с которым можно было бы иметь самые оживленные коммерческие связи. Именно поэтому мы с большой радостью приветствовали бы… перемены в России… Человек, который направил бы Россию вновь на путь мирного и спокойного развития, встретил бы с кашей стороны самую горячую поддержку.
Тухачевский внимательно поглядел на немца и чуть наклонил голову, как бы благодаря за откровенное мнение. Но он опять ничего не ответил. Напрасно вылощенный немец пытался вернуться к затронутым темам; советский маршал уклонялся от них и опять переводил разговор на другие вопросы. Вернер так и не дождался ответа, но заметил, что его слова не пропущены знатным гостем мимо ушей…
Скоро показались угрюмые силуэты старинной крепости Ингольштадт на берегу верхнего Дуная. Предупрежденная администрация (теперь в крепости помещались политические заключенные) встретила
