Комиссаржевской В. Ф., 27 января 1903*
3981. В. Ф. КОМИССАРЖЕВСКОЙ
27 января 1903 г. Ялта.
Дорогая Вера Федоровна, большое Вам спасибо за письмо. Не спасибо, а спасибище — вот как! Очень рад, что Вам хорошо*. Насчет пьесы* скажу следующее: 1) Пьеса задумана, правда, и название ее у меня уже есть («Вишневый сад» — но это пока секрет), и засяду писать ее*, вероятно, не позже конца февраля, если, конечно, буду здоров; 2) в этой пьесе центральная роль — старуха!! — к великому сожалению автора — и 3) если я отдаю пьесу в Художественный театр, то, по существующим в этом театре условиям или правилам, пьеса поступает в исключительное распоряжение Худож<ественного> театра как для Москвы, так и для Петербурга — и ничего тут поделать нельзя. Если в 1904 году Художеств<енный> театр не поедет в Петербург* (что весьма возможно; в этом году он не поедет*), то и разговоров быть не может, если пьеса подойдет для Вашего театра, то я отдам Вам ее с удовольствием. Или вот еще что: не написать ли мне
Как бы ни было, в Москву я написал*, просил выслать мне точную справку, будет ли Художеств<енный> театр в Петербурге. Через 8-10 дней я получу ответ и тогда напишу Вам*.
Вы видели мою жену*, а я увижу ее только весной. То она больна, то я в отъезде, и так у нас ничего не выходит по-настоящему.
Вы пишете: «…иду с той верой, которая, если разобьется, убьет во мне…» и т. д. Совершенно справедливо, Вы правы, только, ради создателя, не ставьте этого в зависимость от нового театра. Вы ведь артистка, а это то же самое, что хороший моряк: на каком бы пароходе, на казенном или частном, он ни плавал, он всюду и при всех обстоятельствах остается хорошим моряком.
Еще раз большое Вам спасибо за письмо. Низко Вам кланяюсь и крепко, крепко жму и целую Вашу руку.
Книппер-Чеховой О. Л., 28 января 1903*
3982. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
28 января 1903 г. Ялта.
Собачка милая, если я не пишу тебе каждый день*, то не потому, что сердит (боже меня избави!), а просто потому, что писать надоело, видеть, видеть, видеть тебя хочу, и потому что сижу и пишу рассказ*. Значит, если два дня не будет от меня письма, не беспокойся.
А какими дурацкими чернилами писаны все твои письма! Точно не чернилами писала, а клеем. Приходится отклеивать. Пятницкому скажи*, что, насколько помню, неустоечной записи я не подписывал* и не понимаю, что это за запись такая; доверенность Сергеенко имел от меня*, а «договора относительно Сергеенко» никакого не было. Скажи Пятницкому, что в марте или апреле я увижусь с ним* и потолкую.
Я теперь здоров, здоровее себя чувствую даже, чем летом. Ем много и с людьми беседую охотно (когда я нездоров, то ем неохотно, а беседовать мне порой бывает нестерпимо, да я креплюсь), пишу и читаю весь день и с завистью прочитываю твое письмо, где ты*, собака, описываешь кулебяку с осетриной и уху стерляжью. В эту зиму у меня, можно сказать, почти не было кровохаркания и не было ни одной геморройной катастрофы.
Если увидишь еще Бальмонта*, то скажи ему, чтобы он написал мне свой адрес. Ведь, пожалуй, ни один человек не относится к этой каналье так хорошо, как я; мне симпатичен его талант.
Все еще не получаешь «Мира божьего»?* Отчего? Скажи Пятницкому, чтобы он прислал мне свои новые издания*, между прочим «На дне» Горького.
Вчера была буря, нынче пароход опоздал. И сегодня не покойно.
Гольцеву дают юбилейный обед*. Мне было бы приятно, если бы ты или Маша была на этом обеде; или ужине. Если будешь на юбилее, то опиши, как и что. Ведь я старше Гольцева, ибо работаю уже больше двадцати лет. (Гольцев празднует
Ну, бабуля моя, благословляю тебя обеими руками и сто раз целую. Весной поедем к Гельцерам, куда хочешь поедем; и к Якунчиковой, и к Марии Петровне*. Если буду здоров, как теперь, то буду двигаться непрерывно. Ах ты, бабуля моя толстенькая.
Сообщи Маше, что семена пришли; между прочим, и бавны. Газону 10 фунтов.
На конверте:
Чеховой М. П., 29 января 1903*
3983. М. П. ЧЕХОВОЙ
29 января 1903 г. Ялта.
Милая Маша, я уже говорил тебе насчет гувернантки для О<льги> М<ихайловны>. Она опять была у меня, скоро поедет в Москву и тебя будет слезно просить похлопотать. Ей хочется гувернантку умную, образованную, некрасивую, послушную и пожилую. Я уже говорил тебе насчет В. А. Вагнера, чтоб с ним посоветоваться; теперь еще добавлю, что О. М.*, по- видимому, особа с характером и у нее ни одна порядочная гувернантка жить не станет. Это имей также в виду.
У нас все благополучно. Я здравствую, плеврит уже прошел. Едим теперь молодую баранину и белугу, которая ловится около Ялты. Семена я велел положить у тебя в комнате. Выписываю из Сухума